Геннадий ПОПОВ. БЕЛОМОРСКИЕ ЮНГИ

Попов Геннадий Павлович. Родился в 1928 г. После окончания Североморского высшего военно-морского училища служил на эсминцах Северного флота. С 1965 г. работает в Архангельском мореходном училище, создал мучей истории училища. В областной печати опубликовал более 130 статей и очерков по истории училища, а также по вопросам морской и военно-морской истории северного края. Вместе с К. М. Буренным написал книгу «Старейшее мореходное». Заслуженный деятель культуры РСФСР.

Больше всего во время войны страдали дети. Гибли их отцы, матери — они оставались сиротами. В самые напряженные дни, когда у стен Сталинграда решалась судьба Родины, Советское правительство приняло решение огромного значения, суть которого сводилась к одному — не оставить в беде детей. Так было не раз в истории нашей страны. Старшее поколение советских людей хорошо помнит, какие огромные усилия прилагались, чтобы спасти сотни тысяч осиротевших, беспризорных детей после окончания гражданской войны.

Создание школ юнг при морских пароходствах — небольшая, полузабытая, но очень примечательная страница истории далеких теперь военных лет.

Шестнадцатого октября 1942 г. нарком морского флота П. П. Ширшов подписал приказ, где, в частности, говорилось: «В целях воспитания и подготовки квалифицированных кадров моряков... ввести на судах Наркомморфлота институт воспитанников-юнг... Начальникам пароходств приступить к организации в подходящем месте стационара для воспитанников-юнг на время обучения на берегу».

Немало написано о Соловецкой школе юнг. мне же впервые удалось разыскать материалы о школе юнг. организованной в Архангельске...

После получения приказа наркома начальник Северного морского пароходства Н. В. Новиков принял энергичные меры по созданию стационара, где могли бы жить и учиться юнги. То было очень трудное для Архангельска время. Город неоднократно подвергался массированным бомбардировкам, пожары уничтожили много зданий, почти все школы были заняты под госпитали, исключительно остро стоял вопрос с питанием.

Первый набор — 31 человек — почти целиком состоял из ребят, поступивших из детприемников НКВД. Вот несколько лаконичных характеристик, выписанных из пожелтевших от времени протоколов: «Заявление Григорьева Бориса Тимофеевича, 1929 г. рождения. Отец погиб на пароходе «Поморье», где работал механиком. Живу с матерью, на иждивении которой 4 ребенка младшего возраста»; «Заявление Скроботова Василия Федотовича, 1927 г. рождения. Из детприемника НКВД г. Москвы. Отец — на фронте, мать умерла в блокадном Ленинграде»; «Заявление Гаврилова Бориса Федоровича. 1927 г. рождения. Из детприемника НКВД г. Москвы. Отец погиб на пароходе «Циолковский», мать умерла в Ленинграде, других родственников нет».

Поздней осенью ребят разместили на пароходе «Карелия», поставленном на зимний отстой к одному из причалов. Большинство из них, как не раз отмечалось в документах, «не имели ни белья, ни одежды». В помещениях было сыро и холодно, дети часто болели.

Делу помог случай. В Архангельском морском техникуме освободилась часть помещений. Причина для того времени обычная — многие учащиеся ушли на фронт. Часть классов и выделили школе юнг.

Тринадцатое января 1943 г. стало торжественным днем — начались занятия. Программа предусматривала подготовку дублеров матросов палубной и машинной команд. Общеобразовательные дисциплины вели преподаватели Морского техникума.

Руководителем школы юнг был назначен капитан дальнего плавания Г. В. Беркуль. Это был опытный моряк и заботливый воспитатель, очень любивший детей. Он в 1929 г. успешно окончил судоводительское отделение Архангельского морского техникума. В помощь ему были направлены штурманы А. Мацюто и И. Мезенцев, боцман А. Чухчин.

В своем письме Герман Васильевич Беркуль поделился воспоминаниями о тех далеких днях: «Когда нам выделили помещение для школы, сразу возникли невероятные трудности. И первая из них — как провести в здание воду. Вспоминаю, с каким воодушевлением старшие ребята рыли траншею для прокладки труб. Через несколько дней вода подавалась в здание — на кухню, в умывальники и другие помещения. Как все этому радовались, это было первое наше большое достижение! И такие проблемы тогда возникали каждый день.

...Сейчас мы постарели, а сколько было энергии в те военные годы, мы работали, не зная усталости. Сколько мы буквально спасли детских жизней! Я находился на работе практически 24 часа в сутки, как на судне, на моих плечах лежала слишком большая ответственность. Мне была доверена жизнь ребятишек, на долю которых выпало так много лишений. Часто даже ночью я делал обход всей школы. В дальнейшем я с семьей и жил при школе, в которой и жена работала кастеляншей. Для меня это была большая помощь во многих вопросах.

Я знал, что в своей среде юнги называли меня: «папа капитан», «папа Беркуль»... И в душе даже несколько гордился таким негласным именем...

...Много было всяких случаев в те годы... До сих пор помню, как юнга Заикин сбежал из школы на фронт, но потом был возвращен обратно. Его можно было понять — фашисты убили его родителей, и он на фронте хотел за них отомстить. Кстати, юнга Заикин был награжден медалью за пребывание в партизанском отряде.

И теперь, на склоне лет, я хорошо сознаю, что правительство, создавая при пароходствах в годы войны школы юнг, не только спасло от верно гибели многие сотни ребят, но и обучило их, дало им специальное! и образование. Это был акт большого гуманного значения».

Теплоход «Революционер». Боевой расчет. Фото Н. Г. Блохина	Дальномерный расчет на СКР-18 (ледорез «Литке»). Фото Н. Г. Блохина	Караван в Баренцевом море. Фото Н. Г. Блохина

Летом 1943 г. школе юнг было выделено одно из зданий порта. Его помещения в короткие сроки отремонтировали моряки с судов и юнги, прибывшие с плавательской практики. Для привлечения ребят в школу еще в марте 1943 г. в газете «Пионерская правда» был помещен небольшой рассказ о жизни юнг.

Когда осенью был объявлен новый набор в школу юнг, в комиссию при пароходстве было подано 320 заявлений. Многие ребята приехали из дальних мест. После тщательного отбора было принято 189 детей — «исключительно из семей погибших моряков, фронтовиков, сирот и многосемейных».

К этому времени не удалось решить вопрос о форменной одежде, и Н. В. Новиков с большой горечью писал наркому морского флота:

«Несмотря на то что юнги набраны, мы не получили ни обмундирования, ни даже постельных принадлежностей, вследствие чего матрасы, постельное белье и часть одеял вынуждены временно снять с судов, оставшихся на зимний ремонт, чтобы хоть мало-мальски создать необходимые бытовые условия в школе».

Не менее сложно было и с питанием. Руководство пароходства добивалось, чтобы на период зимней учебы юнги получали завтрак, обед, ужин и вечерний чай с добавлением продуктов из подсобного хозяйства. В том же письме наркому Н. В. Новиков писал: «...мы обращались в Наркомат о распространении норм снабжения, установленных для школ ФЗО и ремесленных училищ, на школу юнг, которые бы дали возможность обеспечить полноценное питание в школе, но ответа не получили. Вторично поднимая этот вопрос, считаю, что для детей, поставленных в строгие рамки казарменной жизни и нормально развивающихся физически, организация двухразового питания в сутки недостаточна».

Вопрос с продовольствием стоял так остро, что порой юнг можно было встретить на рынке, обменивающих разные безделушки на продукты. Трудности встречались на каждом шагу. Почти не было бумаги и карандашей — приходилось писать на чем попало. И все же ребята учились!

Благодаря энергичной помощи пароходства, а также повседневным хлопотам небольшого преподавательского коллектива многие возникавшие трудности устранялись, и жизнь в школе по меркам военного времени становилась вполне сносной. «...Все юнги обмундировываются сейчас в теплую одежду: ватированные костюмы, валенки, шапки, рукавицы. Одновременно заказаны в пошивку парадные костюмы: брюки, фланелевки, бушлаты, бескозырки и ленточки с надписью «Школа юнг СГМП» (Северного государственного морского пароходства. — Г. П.), рабочие костюмы из легкой ткани и белье».

В конце декабря 1943 г. газета «Моряк Севера» посвятила юнгам целую страницу под общим заголовком «Будущие мореплаватели». Газета подводила первые итоги работы школы: «Прошло около года. За это время юнги побывали в море, на практике, познакомились с судовой жизнью, ее суровой действительностью, с жизнью и работой моряка, полной опасности, мужества и отваги. А познакомившись с нею — полюбили ее».

Следует, однако, сказать, что следующей осенью после очередного набора школа снова переживала трудное время. В ее коллектив влилась большая группа ребят, в полной мере испытавших на себе страшные дни оккупации, потерю родителей и близких. Нередко на вокзалах милиция подбирала полуголодных, беспризорных, плохо одетых ребят, направляя их в специальные детприемники.

Требовалось несколько месяцев напряженного и кропотливого труда, чтобы всю эту «вольницу» привести в надлежащий вид. Встретилось мне в архиве несколько документов на небольших серых клочках бумаги. И сейчас, читая эти листочки, написанные с грамматическими ошибками детской нетвердой рукой, невольно испытываешь волнение. Ведь от решения начальника пароходства зависела дальнейшая судьба маленького человека.

Например, юнга Борис Парников писал в своем заявлении: «...прошу, товарищ начальник, разобрать мое заявление и удовлетворить мою просьбу в том, что я учился в школе юнг до 13 декабря 1944 г. А 13 декабря меня исключили из школы за то, что мы с одним из юнг взяли сыр, который мы потом вернули...

Конечно, я признаю свою вину за то, что сделал неправильно, но прошу, товарищ начальник, восстановить меня в школу, а за то, что я сделал неправильно, вы лучше меня накажите, только возьмите обратно.

Все же войдите в мое положение — я круглый сирота, у меня нет ни отца, ни матери, которая умерла в 1942 г. Брат был взят в армию на пароход «Муссон» и по настоящее время служит там. Есть еще сестра замужняя, у которой тоже семья из пяти человек. Так что мне совершенно некуда сейчас деться. Прошу извинить меня и восстановить обратно в школу».

А на другом небольшом листочке с рваными краями он же приложил «Обязательство»: «Парников Борис Михайлович, ученик школы юнг Севморпароходства, даю настоящее обязательство в том, что буду хорошо учиться, служить примером для остальных юнг, выполнять все приказания командиров, не хулиганить и не повторять допущенной ошибки.

В чем и обязуюсь. 15 декабря 1944 г. Парников».

Весной 1944 г. юнги первого набора были направлены на суда на штатные должности в машинную и палубную команды. А летом для прохождения практики прибыли все юнги осеннего набора. Часть из них попала на мелкие буксиры, шаланды, катера.

Вместе с экипажами юнги подвергались смертельной опасности при плавании в конвоях, в каботажных рейсах. Наравне со взрослыми они «часто использовались в боевых расчетах у орудий и пулеметов, постах наблюдения и на общих судовых работах — как дублеры матросов и машинистов».

Плавание в пределах Белого моря тоже было опасным. В одном архивном деле встретились такие строки: «Почти весь путь от острова Медвежий до Канина Носа и даже до Мудьюгского маяка проходил в боях, длившихся временами до пяти суток кряду. Кораблям конвоя приходилось отражать атаки до 60 торпедоносцев одновременно». В боевые расчеты назначались юнги старших возрастов, которые сражались наравне со взрослыми...

В те дни на пароходе «Селенга» проходили практику юнги: Павлов П., Будиев Ю., Трусо К., Гареев X., Бронников А., Ильин В.; на пароходе «Карелия» — Потапкин В., Гаврилов Б.. Третьяков Б., Грибанов В.; на пароходе «Рошаль» — Семенов А., Гафитуллин Р., Ипполитов В., Петерсон В., Парников Б., Слезнев В., Иванов Н., Алексеев К., Васильев Л., Богданов Н.

Я специально перечисляю все эти фамилии. Как в дальнейшем сложилась судьба каждого из них, какой выбрали жизненный путь, кем стали бывшие юнги? Может быть, кто-то из них отзовется...

С той поры минуло уже четыре десятилетия — срок немалый. Мне удалось разыскать только небольшую группу бывших юнг. Почти все они в дальнейшем сохранили верность морю и морской профессии, а большинство «прикипело» к Архангельску, где проходила их суровая военная юность.

Юнга Геннадий Куроптев после окончания первого курса в начале июня 1944 г. с группой ребят был направлен для прохождения практики на грузо-пассажирский пароход «Карелия», работавший в каботаже. Ребята очень волновались.

Геннадий Иванович Куроптев вспоминает: «Никто из нас не мог спать, пока не вышли в море. Первый рейс был в Умбу с углем. Шли минными фарватерами под проводкой военного лоцмана.

Отношение команды к юнгам было доброжелательное. Младших, может быть, и считали детьми, но нас, 14—15-летних ребят, признавали годными для всех судовых работ. К промахам относились снисходительно, учили терпеливо. Рабочий день был сокращенным, но когда кого-либо из нас переводили в штат — все скидки на малолетство кончались, и мы сразу становились, хотя и неопытными еще, матросами и переселялись в каюты команды. В те трудные годы в каботаже работали в основном люди пожилые да мы — малолетки».

После победы, в 1945 г., Геннадий Куроптев поступил на судоводительское отделение Архангельского мореходного училища, которое четыре года спустя успешно окончил. А в 1957 г. Куроптев впервые вышел в море в должности капитана. Так сбылась его юношеская мечта. В дальнейшем опытный капитан работал несколько лет в Лондоне заместителем генерального директора англо-советского пароходства. С февраля 1979 г. Геннадий Иванович Куроптев возглавляет коммерческую службу Северного морского пароходства...

У Бориса Коротяева летом 1941 г. ушли на фронт старшие братья и сестра, а отец уехал в Карелию на строительство оборонительных сооружений. Мирное, безмятежное детство кончилось. В 1943 г. его приняли в школу юнг.

Борис Григорьевич Коротяев вспоминает: «Очень трудно было с тетрадями и книгами. Писали на оберточной бумаге, из которой сами сшивали тетради. Помню, с какой радостью получили мы однажды новый учебник «Морская практика для юнг». Написал его в 1943 г. известный в свое время капитан-парусник Д. Лухманов по просьбе наркома П. Ширшова специально для нас, ребятишек. До сих пор, как дорогую реликвию, храню и берегу свой первый учебник по морскому делу».

Свидетельство матроса первого класса и документ об окончании школы юнг Борис Коротяев получил в День Победы — 9 мая 1945 г. По распределению попал камбузником на пароход «Диксон».

В дальнейшем Б. Г. Коротяев перешел работать в Архангельский траловый флот. В 1960 г. в должности капитана рыболовного траулера вышел на промысел. Затем перешел на берег, работал морским инспектором, начальником Государственной инспекции безопасности мореплавания и портового надзора.

Как уже отмечалось выше, приказ наркома морского флота от 1942 г. помимо создания стационарных школ юнг при пароходствах предусматривал также создание института юнг непосредственно на судах.

Положение рекомендовало направлять на судно воспитанников-юнг, в количестве от двух до пяти человек «в зависимости от размера судна»Д Капитан и его помощник по политической части несли персональную! ответственность за состояние работы с юнгами и их воспитание.

Однако на некоторых крупных судах, в частности на ледоколах, плавало до 20 и более подростков. Так, в экипаже ледокола «Ленин» осенью 1944 г. было 24 ученика-юнги. Пятеро из них самостоятельно работали кочегарами второго класса, и один — матросом второго класса.

К сожалению, на сегодня я располагаю скудными сведениями о ребятах, сразу же зачисленных юнгами в состав экипажей судов. Но об одном из них стоит рассказать несколько подробнее.

Шестнадцатилетним юношей в 1942 г. впервые поднялся на борт легендарного ледокольного парохода «Георгий Седов» Валентин Михалев. Вскоре он становится учеником кочегара.

Ходовая рубка теплохода «Революционер» после обстрела крейсером «Адмирал Шеер»

Михалеву повезло: экипаж судна возглавлял выпускник Архангельского мореходного училища Э. Г. Румке — известный на Севере ледовый капитан. Позднее В. А. Михалев вспоминал: «Эрнест Германович Румке прошел на этом судне через всю войну. Отеческой заботе этого человека я обязан многим, что у меня получалось в жизни». Вместе с капитаном через пекло войны прошел и молодой юнга.

В послевоенные годы Михалев не раз зимовал на полярных островах, ходил на зверобойные промыслы. В дальнейшем Валентин Михалев успешно оканчивает Ленинградское художественное училище, переезжает в Архангельск. много рисует, увлекается скульптурой. Его снова влечет Арктика, где суровые условия формируют характеры сильные, волевые и бесстрашные. Отныне тема исследователей и покорителей Арктики становится ведущей в его творчестве.

Шли годы. Творчество скульптора Михалева получило высокую оценку. Ему присваивается звание «Заслуженный художник РСФСР». А в 1982 г., когда отмечалось 50-летие со дня создания Главсевморпути, по инициативе Министерства морского флота и Московской организации Союза художников РСФСР в Москве была развернута широкая экспозиция скульптурных портретов, а также рисунков Валентина Андреевича Михалева.

Дальнейшая судьба большинства бывших юнг сложилась счастливо. Многие из них до сих пор плавают капитанами и механиками на судах торгового и рыболовного флотов, успешно и плодотворно трудятся в различных морских береговых учреждениях.

Не раз я встречался с бывшими юнгами. И сегодня все они бережно хранят память о воспитателях и педагогах школы юнг, так много сделавших для них в то суровое военное время.

<< Назад  Далее >>

Вернуться: Полярный круг