Александр ЧЕРНОВ. ТАЙНА КРЕЙСЕРА «ЭДИНБУРГ»

Чернов Александр Алексеевич. Родился в 1933 г. Журналист, переводчик, поэт. В 1968 г. в издательстве «Молодая гвардия» была опубликована первая его книга — «Гомо акватикус» Собственные «подводные» впечатления (на его счету тысячи, наверное, погружений) Александр Алексеевич прекрасно сочетает с изложением малоизвестных (или вовсе не известных) архивных свидетельств по истории акванавтики, по истории водолазных работ. Не удивительно, что и «Гомо акватикус», и последующие его книги («Подводные трассы», «Человек и океан») неоднократно переиздавались в Латвии, Эстонии, Англии, Швейцарии, США, во Франции. А. А. Чернов — член Союза журналистов СССР, действительный член Географического общества Союза ССР. Живет в Москве.

2 мая 1942 г. в Баренцевом море, следуя из Мурманска к Британским островам, погиб английский крейсер «Эдинбург». Вместе с боевым кораблем на морское дно канул и его груз — около 5,5 т золота, предназначавшегося для оплаты военных поставок наших союзников по антигитлеровской коалиции. Впрочем, в ту пору мало кто знал об этой потере. Потопление крейсера, груженного золотом, держалось в секрете в течение последующих десяти лет.

Корабль, сраженный серией торпедных ударов, упал на четвертькилометровую глубину. Поэтому и долгие годы спустя после рассекречивания факта гибели «Эдинбурга» с золотым грузом мысль о возможности розыска и подъема затонувших слитков казалась еретической даже самым искушенным специалистам водолазного и аварийно-спасательного дела.

Первые проблески надежды ступить на борт «Эдинбурга» появились в начале 60-х годов, когда наметилась подлинная революция в способах водолазных погружений, подводной физиологии и океанотехнике. Во Франции, США, Англии, в СССР и других странах как грибы после дождя возникали поселения на морском дне. В 1962 г. Жак-Ив Кусто основал подводный дом на глубине 10 м, а уже спустя три года шестеро акванавтов Кусто прожили три недели на глубине 110 м. В 1970 г. на 160-метровой глубине обосновались американские акванавты. На дне морей и океанов разыгрывались события, еще вчера казавшиеся сценами из фантастических фильмов.

Овладев секретами поведения организма в экстремальных гипербарических условиях и создав надежные рецепты искусственных дыхательных смесей, человек смело шагнул в мир больших глубин.

Но еще во времена первых экспериментов Кусто и его последователей стало очевидным, что в ряде случаев основным местом жительства акванавтов может стать не подводный дом, а палубная барокамера. Действительно, чтобы увеличить время работы под водой на большой глубине, вовсе не обязательно обрекать человека на отшельничество на морском дне. Главное — сохранить постоянным высокое давление среды обитания людей. А где проводят свой досуг, где отдыхают и ночуют люди — в подводном жилище или в корабельной барокамере, в принципе неважно.

Разница лишь в том, что люди, живущие в подводном доме, попадают в реальный мир глубин сразу, как переступят порог своего убежища. Акванавты же, нашедшие приют в палубном гипербарическом комплексе, спускаются на дно, а по окончании рабочей смены поднимаются на поверхность в водолазном колоколе — своеобразном подводном лифте, в котором сохраняется необходимое давление газовой смеси, и после стыковки с барокомплексом переходят в один из его отсеков.

Кроме того, в отличие от акванавтов, обитателей подводных станций и лабораторий, привязанных к постоянному месту жительства, водолазы-глубоководники, абонировав «номера» гипербарического комплекса и перемещаясь вместе со всем экипажем специализированного судна «по морям, по волнам» из одного интересующего района океана в другой, при необходимости выходят на задание «нынче здесь, завтра там». Такая мобильность — завидное преимущество палубных гипербарических комплексов перед различными подводными стационарами, не говоря уж о возможности достаточно легко и просто варьировать диапазон рабочих глубин...

Прошло еще немало лет, прежде чем мечта о подъеме сокровищ «Эдинбурга» воплотилась в инженерный проект, реализовать который подрядилась английская фирма «Джессоп марин рикавериз лимитед». В случае удачи фирму ждала награда — тем больше, чем больше будет поднято золота.

1 мая 1981 г. (по некоему совпадению спустя 39 лет со дня гибели крейсера «Эдинбург») к берегам Северной Норвегии направилось поисковое судно «Даммтор». Хотя район гибели крейсера был хорошо известен, задача «Даммтора» была непростой — обнаружить потопленный корабль и осуществить его первичное обследование. Для этого использовалась самая совершенная электронная поисковая техника, включая дистанционно управляемые подводные телевизионные роботы, передающие цветное изображение на монитор с одновременной видеомагнитофонной записью. Поиски крейсера увенчались успехом. В середине мая в судовом журнале «Даммтора» появилась запись: ««Эдинбург» обнаружен».

Корабль лежал с креном 90°. В левом — возвышавшемся — его борту, в районе пороховых погребов, зияла огромная пробоина, нанесенная ударом торпеды. Через эту пробоину удобнее всего было проникнуть внутрь корабля в поисках груза — ящиков с золотыми слитками. Но это было уже делом водолазов-глубоководников. «Даммтор» возвратился в Англию, где была продолжена подготовка к уникальной операции в глубинах Ледовитого океана.

На Темзе, в центре Лондона, находился на вечной стоянке «родной брат» погибшего «Эдинбурга» — один из четырех английских крейсеров, построенных по однотипному проекту. Уцелев в морских сражениях, он был превращен в музейный экспонат. И то, что сохранился крейсер-двойник, было для фирмы-спасателя большой удачей. Водолазы в идеальных условиях досконально изучили те корабельные помещения, в которых им предстояло трудиться.

Насколько было известно, золотой груз «Эдинбурга» находился в пороховых погребах рядом с боезапасами. Кто знает, в каком состоянии были теперь эти помещения! Излишне говорить, что работы на искалеченном корабле, в потемках глубин, были очень трудными и опасными.

Между тем слух о порученной «Джессоп марин рикавериз лимитед» операции разнесся по белу свету, и в стенах фирмы начали один за другим появляться люди, жаждавшие удачи в поисках и подъеме затонувших сокровищ. Однако на участие в этой операции могли рассчитывать лишь глубоководники экстра-класса. К тому времени во всем мире можно было чуть ли не по пальцам пересчитать тех водолазов, которые не в береговых тренажерах, а в естественных условиях погружались на столь солидную глубину. Не говоря уж о продолжительности, сложности и опасности предстоявших работ.

В команду, которую возглавил Майкл О'Мейра, включили 25 смельчаков, волонтеров из Англии, Австралии, Новой Зеландии, Африки, отобранных после придирчивой и кропотливой проверки. Ставка в игре была слишком велика, чтобы фирма могла поручить дело случайным людям.

В конце августа участники необычной экспедиции — в их числе Л. И. Мелодинский и И. Н. Ильин, сотрудники Совсудподъема, именуемые в официальных документах «представители грузовладельца», — ступив на борт спасательного судна «Стефанитурм», вышли в море, взяв курс на север...

Второго сентября «Стефанитурм» прибыл в квадрат, где на дне моря покоится «Эдинбург». Водолазы заняли места в стальных отсеках палубного гипербарического комплекса, созданного западногерманской фирмой «Дрегерверк», известным поставщиком первоклассного водолазного и глубоководного оборудования. В четырех смежно-изолированных «номерах» комплекса созданы все условия, чтобы их обитатели были довольны уровнем сервиса. Все заботы о параметрах дыхательной смеси, ее составе, температуре, влажности и о многом другом взяла на себя автоматика, от которой теперь всецело зависела жизнь водолазов.

Начинается компрессия. Атмосфера в жилых помещениях барокомплекса с каждой секундой становится все плотнее. Голоса людей во все более сгущающемся гелиоксе превращаются в птичье щебетание. Люди замолкают в ожидании предстоящей волнующей встречи. Их мысли волей-неволей обращаются к погибшему кораблю, к драме, разыгравшейся на этом месте четыре десятилетия назад...

Что же произошло тогда, весной 42-го, на караванных тропах Баренцева моря? Как случилось, что такой корабль, как «Эдинбург», стал добычей врага?

Ранним утром 26 апреля 1942 г. из Мурманска, а днем раньше из Архангельска вышли в открытое море суда конвоя QP-11. 13 транспортов под прикрытием сил непосредственного охранения — двух эсминцев, четырех сторожевых кораблей, корабля ПВО и нескольких траулеров, переоборудованных в тральщики, но сохранивших свои прежние названия. В ночь с 27 на 28 апреля вдогонку им из Мурманска направились крейсер «Эдинбург» и еще два английских эскадренных миноносца. Утром 28 апреля крейсер и сопровождавшие его эсминцы догнали конвой. «Эдинбург» занял место среди кораблей, входящих в состав сил непосредственного охранения. Присоединение к конвою двух эсминцев и крейсера, имевшего на вооружении четыре орудийных башни главного калибра 152 миллиметра, двенадцать орудий 100-миллиметрового калибра, восемь торпедных аппаратов, скорострельные зенитустановки, а кроме того, четыре гидросамолета на борту, заметно подняло настроение моряков.

Прошло еще двое суток похода. Конвой QP-11 без особых происшествий следовал сквозь пургу своим курсом. А затем неожиданно для всех крейсер, оставив конвой, без охранения ушел вперед, оторвавшись от остальных кораблей и судов на 60—70 миль.

Чем руководствовался командующий силами непосредственного охранения конвоя контр-адмирал Бонхэм-Картер, подставляя под удар конвой, лишившийся мощной поддержки, и сам крейсер, следовавший теперь без какого-либо прикрытия? Маневр этот представлялся непостижимым для здравого ума. И расплата за него не замедлила себя ждать.

Около 16 часов 30 минут на корабле произошел сильный взрыв. Торпеда, пущенная с немецкой подводной лодки, угодила в левый борт в районе мидельшпангоута, точно посередине корабля. Люди еще не успели как следует осознать, что произошло, как корпус крейсера потряс новый взрыв. На этот раз торпеда ударила в корму.

Корабль словно споткнулся, потерял ход. В результате торпедной атаки вышли из строя гребной валопривод левого борта, два средних валопривода с гребными винтами, были основательно повреждены первое машинное отделение, второе котельное и многие другие жизненно важные системы боевого корабля. На «Эдинбурге» заполыхали пожары, крейсер начал угрожающе крениться на левый борт.

Большой урон был нанесен личному составу корабля. Погибло немало матросов и офицеров, стоявших на боевых постах, многие получили тяжелые ранения и ожоги. Погибли офицеры, находившиеся в момент торпедной атаки в каютах на главной палубе. Взрывом деформировало, заклинило двери кают, и люди, не найдя выхода, оказались в огне.

Пожар, возникший от удара торпеды в корму, грозил добраться до артиллерийских погребов, где находился боезапас двух орудийных башен главного калибра и другие боеприпасы. К счастью, отчаянными усилиями команды пожар удалось потушить. Удалось уменьшить и крен корабля (с 25 до 18°). Однако положение «Эдинбурга» оставалось по-прежнему очень тяжелым. Люди со страхом ожидали повторения торпедной атаки. Было очевидно, что немцы во что бы то ни стало постараются добить крейсер. (Уже по окончании второй мировой войны стало известно, что крейсер торпедировала немецкая подводная лодка U-456, потопленная в свою очередь корветом канадских ВМС год спустя.)

Обстановка улучшилась, когда рано утром 1 мая в район бедствия прибыли два эсминца из состава сил непосредственного охранения. По приказу Бонхэм-Картера эсминцы предприняли попытку взять «Эдинбург» на буксир. Увы, несмотря на все старания — израненный корабль для облегчения буксировки пытался подрабатывать правым гребным винтом, — из этого ничего не вышло. Тросы не выдерживали нагрузки и лопались, как гнилые нитки.

Часов в 10 утра подошли два советских эсминца — «Гремящий» и «Сокрушительный». Они встали в круговое охранение аварийного крейсера. А вскоре подошли буксиры и посыльное судно П-18, направленные на помощь «Эдинбургу» по приказу командующего Северным флотом вице-адмирала А. Г. Головко. Отчаяние, охватившее команду «Эдинбурга», с приходом подмоги сменилось надеждой на спасение. Однако все получилось иначе, чем можно было ожидать...

Рассказывает капитан 1-го ранга в отставке Сергей Георгиевич Зиновьев. В те дни и часы, когда происходили описываемые события, он находился на ходовом мостике крейсера «Эдинбург» как член военной миссии Советского Союза в Великобритании и представитель командования Военно-Морского Флота СССР в боевых походах кораблей ВМФ Великобритании.

— Создались благоприятные возможности усилиями советских кораблей и судов отбуксировать поврежденный крейсер в Кольский залив. Но Бонхэм-Картер, не раздумывая, отклонил нашу помощь. Тогда я предложил ему позаботиться хотя бы о золоте и перегрузить его, пока не поздно, с «Эдинбурга» на эсминцы, траулеры, посыльное судно. Хотя часть пороховых погребов в результате торпедного удара и крена корабля была затоплена, это не являлось непреодолимым препятствием для спасения золота: на крейсере в достатке имелось первоклассное по тем временам легководолазное оборудование, многие английские моряки умели им пользоваться, а сам груз был в общем-то невелик и к тому же удобно упакован. Так что при необходимости нашлось бы немало смельчаков, отважившихся выполнить, несомненно, трудное, но вполне посильное задание — извлечь золото из затопленных и полузатопленных погребов. Однако, верный себе, адмирал отказался внять разуму, в ответ на мое предложение лишь презрительно усмехнулся и, не сказав ни слова, повернулся ко мне спиной. На что он надеялся?..

Вечером оба наших эсминца вынуждены были лечь на обратный курс, так как запасы топлива на них иссякали и не позволяли более находиться в этом районе. Уход советских эсминцев — а что оставалось делать? — произвел удручающее впечатление на экипаж «Эдинбурга». Настроение у всех было подавленное. С полнейшим безразличием встретил это известие один только Бонхэм-Картер...

В тревоге прошла бессонная ночь, — продолжает свой рассказ капитан 1-го ранга С. Г. Зиновьев. — Настало утро. Что оно нам принесет? Самолетов противника мы пока не опасались: все последние дни шел густой снег, погода была нелетная. Но мы по-прежнему находились в районе активного действия немецких подводных лодок. Им на помощь могли появиться и другие корабли. Лишенный хода крейсер представлял собой заманчивую мишень. Нападение врага было неизбежным...

Так и случилось. Около полудня 2 мая на горизонте показались три немецких эсминца: вот кто явился добить крейсер!.. По их силуэтам нетрудно было распознать эскадренные миноносцы типа «Z». Это был серьезный противник. Немецкие корабли имели более мощное вооружение и более высокую скорость по сравнению с английскими эсминцами, с которых к тому же половина орудий была снята, чтобы таким образом увеличить запасы топлива, столь необходимые для дальнего похода.

Здесь можно отметить, что пути следования арктических конвоев отнюдь не были кратчайшими расстояниями между двумя точками — пунктами отправления и пунктами назначения, но, напротив, обычно оказывались примерно вдвое длиннее обычных. Путь конвоев был разделен на две оперативные зоны. Одна простиралась от побережья Англии через Исландию до острова Медвежий, точнее, до меридиана 20° в. д. Охранение конвоев здесь обеспечивалось исключительно эскортом из английских кораблей. Вторая зона занимала пространство от острова Медвежий до Архангельска, включая Мурманск и Полярный, расположенные в Кольском заливе. Кроме того, из соображений предосторожности корабли и суда конвоев периодически совершали противолодочные и иные маневры, чтобы уменьшить вероятность нежелательных встреч с врагом. Но, как видим, подобных встреч удавалось избежать далеко не всегда. Появление трех фашистских эсминцев лишний раз подтверждало это. Начался бой.

Крейсер стоял с высоко выступающим правым бортом. На нем и сосредоточили огонь вражеские корабли...

— Английские эсминцы буквально, как львы, бросались на немцев, стараясь отогнать их от крейсера, мешая прицельному огню, возможности пустить в ход торпеды. Борта их были изрешечены осколками. Оба получили подводные пробоины. Но умелые действия и отвага британцев сделали свое дело. Один из фашистских эсминцев задымил, накренился и спустя некоторое время ушел под воду. Тяжелые повреждения получил и другой эсминец, с поля боя он был уведен на буксире оставшимся в строю вражеским кораблем...

В отражении атаки противника участвовал и «Эдинбург». Несмотря на большой крен, носовые башни главного калибра вели интенсивный огонь по врагу.

И все же немцы своего добились. Шел третий час боя, когда крейсер получил еще один торпедный удар, в левый борт. Судьба «Эдинбурга» была предрешена. На корабле поднялась паника. Люди начали прыгать за борт. Паника усилилась, когда на горизонте показались силуэты неопознанных кораблей, принятых за немецкие, идущие на помощь трем эсминцам.

На борту «Эдинбурга» находилось около 300 пассажиров — моряки с погибших кораблей союзников, польские солдаты и офицеры, чехословацкие летчики. И вот теперь матросы и солдаты начали десятками прыгать в воду, в которой еще плавали куски льда.

В море оказался и С. Г. Зиновьев. Получив ранение, он скатился по обледеневшей и накренившейся палубе за борт.

Неожиданно, однако, пришла помощь. Оказалось, к крейсеру приближались четыре английских траулера из состава сил непосредственного охранения конвоя. Отчаяние сменилось ликованием. Матросы от радости подбрасывали бескозырки, размазывая слезы по почерневшим от копоти лицам.

Однако радостная атмосфера царила недолго. Когда один из траулеров зачем-то подошел к правому, высоко поднятому борту, люди, которым вновь изменило самообладание, без всякой команды стали прыгать на приблизившийся корабль...

— Второй траулер подошел к низкосидящему левому борту, — вспоминает Зиновьев. — Траулер не успел еще ошвартоваться, как матросы выловили меня из воды, отвели в каюту командира, сменили мокрую одежду. Тем временем продолжалась спешная эвакуация личного состава крейсера и его пассажиров. В иллюминаторы командирской каюты я наблюдал спектакль, разыгранный напоследок контр-адмиралом Бонхэм-Картером. На траулер его переносили на руках, словно тяжелораненого или больного, а он картинно порывался обратно, на крейсер, дабы, дескать, разделить его судьбу и отправиться вместе с ним на дно. После того как все оставшиеся в живых моряки, солдаты и летчики перешли на траулеры, эсминцы выпустили по «Эдинбургу» одну за другой три торпеды. Из них лишь одна угодила в цель. Но и этого было достаточно. Крейсер окутался клубами густого дыма, вновь заполыхали пожары, но ненадолго. Корабль носом быстро ушел под воду, обнажив изуродованную корму.

Отважно сражавшиеся с немцами английские эсминцы и траулеры, на которых нашли спасение экипаж погибшего корабля и его пассажиры, получили приказ следовать в Полярный.

— Это был невообразимо тяжелый поход. Траулеры оказались до отказа набиты людьми. На многих не было сухой нитки, но заменить всем мокрую одежду было нечем. Десятки людей были тяжело ранены, нуждались в неотложной медицинской помощи и уходе. Но сбившиеся с ног моряки траулеров не могли обеспечить их даже кипятком. Хуже всех пришлось тем, кто находился на верхней палубе. Их то и дело захлестывало водой, пронизывало холодным влажным ветром, а ведь многие из них уже побывали за бортом. От пережитых опасностей и невыразимых страданий, от холода и ран кое-кто находился на грани помешательства. Особенно острая ситуация возникла, когда у одного из английских моряков начались галлюцинации и он закричал: «Подводная лодка! Подводная лодка!» Но к счастью, возникшую было панику удалось быстро подавить, а иначе измученные и отчаявшиеся люди могли снова начать прыгать за борт.

На четвертые сутки пути, 5 мая, около 22 часов английские эсминцы и траулеры ошвартовались в Полярном. Прибывших — советских моряков и союзников — встречал командующий Северным флотом вице-адмирал А. Г. Головко. К этому времени здесь уже было подготовлено все, чтобы оказать людям немедленную помощь. Больных и раненых отвезли в госпиталь. Так закончился для них последний поход крейсера «Эдинбург».

...Осенью 81-го в Москве гостил канадец Джеймс Доил. В начале войны, пятнадцати лет от роду. Доил вступил в британский королевский флот, и здесь судьба свела его с «Эдинбургом».

— Когда нас потопили, всех спасенных с крейсера доставили на советский берег. Там у многих из нас были друзья: ведь это был уже не первый конвой, который мы сопровождали в Мурманск. На этот раз я даже надел форму советского моряка, так как моя, сами понимаете, пришла в полную негодность. Мы ели ту же пищу, что и русские моряки, только, по-моему, нам доставалось побольше. Это было одно из свидетельств великой щедрости ваших людей, которой не забудет никто из нас, сражавшихся плечом к плечу с вами против общего врага в те далекие, но столь памятные годы...

И вот по прошествии четырех десятилетий Джеймс Доил вновь на нашей земле, теперь уже как один из зарубежных гостей Конференции советских ветеранов войны.

Не забыл Доил упомянуть и о золотом грузе потопленного крейсера.

—Я сам помогал укладывать золото и до сего дня хорошо помню, где оно находилось, — вспоминает бывший юнга с «Эдинбурга».

А вот еще одно свидетельство тех давних лет, пожелтевший документ — интервью агентства Рейтер с членами экипажа погибшего крейсера. Они с восхищением отзываются о помощи, оказанной им в Мурманске.

Но спустя две недели после уничтожения «Эдинбурга» многие из тех, кто находился на борту крейсера, при сходных обстоятельствах подверглись тяжким испытаниям заново. При этом судьба вновь столкнула Сергея Георгиевича Зиновьева и Стюарта Бонхэм-Картера.

— Рана моя поджила, и я получил вызов явиться к командующему Северным флотом. Вице-адмирал А. Г. Головко сообщил, что глава советской военной миссии в Великобритании Н. М. Харламов просил меня не задерживаться и поскорее возвращаться в Лондон. В это время в Полярном готовилась к выходу английская эскадра — крейсер «Тринидад» и пять эсминцев. По пути следования к советским берегам в составе одного из конвоев крейсер получил торпедный удар, но сумел своим ходом добраться до Мурманска. В Мурманске, подвергавшемся постоянным налетам вражеской авиации, его подлатали, насколько позволяли условия, и вот сейчас он под охраной дивизиона эсминцев направлялся в Англию на капитальный ремонт.

Каково же было мое удивление, когда, едва ступив на борт крейсера, я тут же встретил своего старого знакомого — контр-адмирала Бонхэм-Картера! Под его флагом и готовилась выйти в море английская эскадра. Во мне сразу же шевельнулось недоброе предчувствие...

Впрочем, присутствию здесь незадачливого адмирала удивляться особенно не приходилось. На «Тринидад» перешли все прежние пассажиры «Эдинбурга», кроме тяжелораненых, а также спасшиеся моряки из экипажа самого потопленного крейсера.

Четырнадцатого мая «Тринидад» в сопровождении эсминцев вышел в море. А на следующий день на тихоходный крейсер — после торпедного удара скорость его составляла 18 узлов вместо прежних 32 — и его эскорт напали крупные силы вражеской авиации. Сражение продолжалось более шести часов. «Тринидад» и эсминцы яростно отбивались от фашистских бомбардировщиков и торпедоносцев, которые эшелонами из 12—15 самолетов непрерывно атаковали английские корабли, сосредоточив основной удар на аварийном крейсере.

Несмотря на небольшую скорость, «Тринидад» искусно маневрировал, избегая прямых попаданий. Но в конце концов один из торпедоносцев постиг своей цели — нанес удар, пришедшийся в корму правого борта. На крейсере занялся пожар, корабль потерял управление, ход, вскоре получил несколько прямых бомбовых попаданий.

В этом аду, когда вокруг рвались бомбы, бушевал пожар, С. Г. Зиновьев, как и другие моряки и пассажиры «Тринидада», получил сильные ожоги, был ранен и вновь оказался за бортом. Но и в этот раз выплыл и был подобран матросами с английского эсминца «Геркулес».

После гибели «Тринидада», добитого торпедами своих же эсминцев, дивизион продолжил путь к Британским островам. И снова — массированный налет фашистской авиации!

К исходу второго часа сражения «Геркулес» получил прямое попадание тяжелой фугасной бомбы. Вышли из строя первое котельное отделение правого борта, носовые орудия и ходовой мостик. Все же эсминец остался на плаву и был управляем, хотя скорость его хода упала до 8—10 узлов. Поэтому ему было приказано изменить направление и следовать в Исландию.

Так вместо Лондона член советской военной миссии в Великобритании С. Г. Зиновьев попал в военгоспиталь в Рейкьявике. В Англию Сергей Георгиевич возвратился лишь месяц спустя после потопления «Тринидада», когда в миссии уже решили, что он погиб, поскольку в списках подобранных с крейсера он не значился.

— Жив! — взволнованно воскликнул глава советской военной миссии Николай Михайлович Харламов, когда Зиновьев неожиданно появился на пороге его кабинета, и радостно обнял Сергея Георгиевича...

* * *

Я прошу Сергея Георгиевича Зиновьева поделиться своими соображениями по поводу странных решений контр-адмирала Бонхэм-Картера, повлекших за собой гибель одного из лучших британских крейсеров, части его экипажа и пассажиров, а также золотого груза.

— События тех дней так ярко сохранились в моей памяти, что временами кажется — это было не сорок с лишним лет, а сорок дней назад.

Такое не забывается...

Во время похода на «Эдинбурге» мне пришлось воочию наблюдать отношение британского адмирала к советским людям. На борту кроме меня находилось еще два наших офицера. Адмирал ненавидел нас, ненавидел все советское. Презрительно считал нас бездарными тупицами, досадным балластом на борту крейсера. За пять суток совместного пребывания на ходовом мостике «Эдинбурга» он ни разу не обратился ко мне непосредственно, а только через командира крейсера капитана Фолкера. Впрочем, он и командира не очень-то жаловал своим расположением, держался заносчиво.

Характерно, что очень схожий портрет Бонхэм-Картера рисует и бывший глава советской военной миссии в Великобритании адмирал Н. М. Харламов: «Бонхэм-Картер с высокомерием относился к советскому флоту к профессиональной подготовке его матросов и офицеров. Я останавливаюсь на этой черте в характере адмирала не случайно, ибо она-то, на мой взгляд, и сыграла немаловажную роль в последующей трагедии флагманского крейсера.

Перед выходом крейсера в море в штабе Северного флота английского адмирала познакомили с обстановкой на пути следования, указали на карте районы вероятного появления немецких подводных лодок. Но Бонхэм-Картер выслушал эти предупреждения со скучающим видом. Его, адмирала «лучшего в мире флота», учат какие-то дилетанты!

— После торпедирования крейсера, — продолжает рассказ С. Г. Зиновьев, — было по крайней мере четыре реальных возможности спасти если не крейсер, то хотя бы его драгоценный груз.

Первого мая обстановка в районе нахождения «Эдинбурга» вполне позволяла перегрузить золото на английские и советские эсминцы. Такая возможность представлялась и тогда, когда на смену нашим эсминцам подошли советские траулеры, буксиры и посыльное судно. Вполне можно было спасти золото и второго мая — до нападения трех немецких эсминцев. Наконец еще не поздно было попытаться спешно перегрузить слитки сразу по окончании сражения с вражескими эсминцами.

Перегрузку золота во всех этих случаях можно было осуществить без особых хлопот. Волнение моря в это время было весьма умеренным, шел снег, гарантировавший безопасность с воздуха. Два уцелевших в бою немецких эсминца были отогнаны. К тому же один из них был тяжело поврежден. Вполне можно было до нападения вражеских эсминцев спасти и крейсер. В случае буксировки его в Кольский залив с помощью подоспевших советских кораблей командующий Северным флотом обещал предельно усилить охранение крейсера, а при налете вражеской авиации немедленно направить самолеты.

Но все это Бонхэм-Картер высокомерно отверг, по своему усмотрению распорядившись не только судьбой крейсера и его золотого груза, но и жизнью людей, находящихся на его борту и на других кораблями входящих в состав конвоя QP-11. Создавалось впечатление, что Бонхэм-Картер, ненавидя Советский Союз, намеренно подставлял корабли под удар, а крейсер в особенности, чтобы доказать нецелесообразность конвоев, дискредитировать их, в чем он не был одинок...

Признаться, выводы моего собеседника поначалу повергли меня в изумление. Хотя удивляться-то, собственно, было нечему. Общеизвестно, что у сторонников антигитлеровской коалиции было не только много друзей, но и множество врагов по обе стороны Атлантики. Да и многие сторонники ее были, мягко выражаясь, далеко не всегда последовательными, что, в частности, наглядно проявилось в подходе к военным поставкам, проводке конвоев северными маршрутами.

Тринадцатого августа 1941 г. президент США Рузвельт и британский премьер-министр Черчилль направили И. В. Сталину послание, в котором сообщали: «Мы в настоящее время работаем совместно над тем, чтобы снабдить Вас максимальным количеством тех материалов, в которых Вы больше всего нуждаетесь. Многие суда с грузом уже покинули наши берега, другие отплывают в ближайшее время».

Действительность, к сожалению, показала, что это скорее было декларацией о намерениях союзников, словесным упражнением, нежели реальной помощью стране, изнемогавшей в смертельной борьбе с превосходящими силами врага.

О военных поставках союзников в годы минувшей войны немало сказано в нашей печати. И здесь нет смысла более подробно останавливаться на этой теме. Скажем только, что советский народ и Советское правительство никогда не скрывали своей признательности народам и правительствам Великобритании и США за оказанную поддержку, сколь бы малой и не соразмерной с нуждами фронта она ни была.

В этом смысле глубоко прав был сменивший Черчилля премьер-министр Э. Бевин, который в первые дни после окончания войны сказал:

«Вся помощь, которую мы могли оказать (Советскому Союзу. — А. Ч.), невелика, если сравнить ее с титаническими усилиями советского народа. Наши внуки, сидя за своими учебниками истории, будут думать о прошлом, полные восхищения и благодарности перед героизмом великого русского народа...»

* * *

Но вернемся вновь к золоту «Эдинбурга».

Контракт с «Джессоп марин рикавериз лимитед» был подписан на традиционных жестких условиях: «без спасения нет вознаграждения», и потому фирма не оставляла для себя и малейшего права на ошибки, грозившие ей крупными финансовыми потрясениями. И все же, как ни строг и придирчив был отбор кандидатов, тех, чьими руками предполагалось найти и поднять золотые слитки, лишь 12 из них смогли выстоять в решающем поединке с четвертькилометровой глубиной, провести 35 дней в условиях «гипербарического космоса», пока шли работы по расчистке золотохранилища и подъему золотых слитков.

Трудились по двое. Подводный лифт опускал водолазов на морское дно. Здесь люк водолазного колокола распахивался. Газовая смесь в колоколе, сжатая под давлением, эквивалентным давлению окружающей среды, как верный страж, не пускала воду внутрь. Один из водолазов оставался в убежище, другой выходил наружу, по нескольку часов работая на дне моря. Затем они менялись местами. По окончании рабочей смены на вахту заступала новая пара водолазов-глубоководников, ожидавших своей очереди в отсеках палубного барокомплекса. Так продолжалось изо дня в день — пять недель кряду.

Полмесяца люди в кромешной тьме глубин, освещаемых лишь тусклым светом подводных фонарей, пробивались к ящикам с золотом, расчищая путь от многолетних наслоений ила, рассыпанных в беспорядке снарядов, патронов и тому подобного, от острых кусков стали и обломков Дерева. И наконец случилось то, чего все ждали с большим нетерпением. 16 сентября, в одиннадцатом часу ночи, водолаз-зимбабвиец Джон Росси нащупывает увесистую чушку, еще не веря, что это и есть один из золотых слитков. Но когда находку оттерли от мазута и грязи, то исчезли последние сомнения: золотой блеск металла говорил сам за себя.

С этого дня три недели подряд не иссякал золотой поток со дна моря. Водолазы извлекли из чрева крейсера еще 430 слитков весом от. 11 до 13 кг. Каждый из слитков золота высшей пробы «999» был оценен примерно в 100 тыс. фунтов стерлингов по современному курсу. Один из водолазов подсчитал, что только через его руки прошло на 3,5 млн. фунтов золота.

Слитки по одному выносились на руках и укладывались в сверхпрочную сетку-авоську, которая после наполнения ее золотом поднималась на борт «Стефанитурма». Здесь слитки, согласно условиям процедуры, неоднократно пересчитывались. Последний раз их взвесили и пересчитали уже в Мурманске. И вес и количество слитков сошлись. И все же 34 золотых чушек участники экспедиции не досчитались — они остались на морском дне. Из-за начавшихся осенних штормов, делавших крайне опасной транспортировку людей в глубь моря и обратно, и усталости водолазов 7 октября 1981 г. все работы на погибшем крейсере были прекращены.

С борта «Стефанитурма» в торжественном и скорбном молчании опустили венок, и судно поспешило в Мурманск. Здесь оно выгрузило часть драгоценного груза, предназначавшегося СССР. Спасенные сокровища были поделены в пропорции, оговоренной советско-английским соглашением: две трети — одна треть в соответствии с долями страховки, выплаченными Советским Союзом и Великобританией. Золотые бруски, пролежавшие четыре десятилетия под водой, по цепочке были переданы на берег и аккуратно уложены в специальный вагон для особо ценных грузов, незамедлительно отправленный в столицу СССР.

А «Стефанитурм», получив заслуженную награду, возвратился домой, где был встречен многочисленной толпой газетных и телевизионных корреспондентов.

Так закончилась одна из самых крупных и удачных в истории водолазного и аварийно-спасательного дела операция по розыскам и спасению драгоценного груза с борта погибшего корабля. Все участники этой операции остались живы-здоровы, никто не пострадал, не получил ни одной сколько-нибудь серьезной травмы. И это тоже было крупным достижением в поединке людей с морскими глубинами.

Но, как уже отмечалось, по имеющимся сведениям, 34 золотых слитка на сумму около 3,5 млн. фунтов стерлингов так и остались под водой. Как сложится их судьба? Можно не сомневаться, что рано или поздно они вернутся к их законным владельцам. А пока их надежно сторожит в своих подводных кладовых бог гидрокосмоса Нептун.

<< Назад  Далее >>

Вернуться: Полярный круг