Почему «эссе»? Двадцать лет назад наша маленькая теплая компания — экипаж одной из палаток экспедиции «Буревестника» — сидела в базовом лагере на леднике Южный Инылчек (то ли пережидая непогоду, то ли в дни отдыха после планового выхода) и по-разному пыталась убить время от завтрака до ужина. Были и анекдоты, и преферанс, и песни под гитару Игоря Гребенщикова, и просто сон. Венцом нашей фантазии был литературный конкурс, где и прозвучало это слово. Конкурс дал миру четыре талантливых произведения объемом от одной до нескольких строчек, которые, как и многие шедевры мирового искусства, бесследно исчезли. А вот слово «эссе», послужив основой для нескольких шуток (мы тогда толком не знали, что бы оно могло значить), где-то в голове осталось. Это теперь ясно, что «эссе — это произведение литературно-публицистического жанра, отличающееся произвольной, непринужденной трактовкой темы». Так что не обессудь, читатель, если где-то не обнаружишь нужной логики повествования или вообще прозвучит не то, что ты ожидал, — это эссе!

«Откуда мы пришли? Кто мы? Куда идем?» Эти вопросы с картины Гогена задает себе сейчас все наше общество. Может быть, настала пора спросить себя об этом и нам, советским альпинистам. Ведь альпинизм — это тоже частица общества, его микромодель. Со своими, правда, особенностями.

Одна из таких особенностей — безответный и доныне вопрос: а зачем же люди поднимаются на, высокие горы? В 50-е годы один из руководителей нашего альпинизма, Д. М. Затуловский, даже книгу издал с таким названием. И несмотря на это, любой альпинист и сейчас, услышав такой Вопрос в лоб, начинает смущенно крутить пуговицу на жилетке собеседника и невнятно объяснять что-то о красоте гор, о прекрасном коллективе, о победе над собой. Хотя не менее красивы и равнина, и море, и даже любой город — надо только уметь увидеть. А прекрасный коллектив может собраться и за кружкой пива. Не говоря о том, что побеждать себя можно хоть каждый день, — вспомним Илью Ильича Обломова. Если, конечно, есть желание.

А может быть, дело в другом? Может быть, работают модные сейчас теории о биоэнергетических потенциалах и человек попросту стремится туда, где он без очереди на заправку может подзарядиться энергией? Но более приземленной и близкой к истине может оказаться другая гипотеза — из теории физического воспитания. По ней, в мозгу человека в результате физических нагрузок образуются какие-то специальные опиеподобные вещества. То есть все мы — альпинисты, штангисты, марафонцы — попросту наркоманы. Правда, социально почти безвредные («почти» — потому что столько времени затрачено на этот спорт).

А впрочем, не надо никому ничего объяснять. Хотите—пробуйте с нами и сами увидите...

Итак, откуда мы пришли?

Это ясно уже из названия: колыбель альпинизма — Альпы. Кстати, совершенно непонятно, как у нас уцелело название «альпинизм». Ведь перекраивалась вся история! В полную мощь заработал диалектический закон отрицания отрицания. Новый строй, новое государство, новое общество должны были отвергнуть все старое. Или почти все. Что и делалось. И на фоне того, что даже в менее революционных странах появились свои названия («горолезество» в Чехословакии, «бергштайген» — горовосхождения — в Германии, «андинизм» — восхождения в Андах — в Эквадоре), тем более удивительно, что у нас остался «альпинизм».

. И об истории альпинизма остались у нас кое-какие сведения. Во всяком случае, любой альпинист-разрядник назовет вам мгновенно дату рождения альпинизма: 1786 год, восхождение на Монблан французов Бальма и Паккара. Правда, весь остальной период становления и роста зарубежного альпинизма, вплоть до эпохи покорения Гималаев, нам, как правило, совершенно не знаком. Да и не мудрено. Ведь последний раз сведения по истории публиковались у нас чуть ли не двадцать лет назад в «Спутнике альпиниста». Инструктора альпинизма историю тоже знают слабо — в школах по подготовке инструкторов на это просто нет времени, к тому же идет тенденция на уменьшение срока обучения инструкторов.

Можно, конечно, и без истории обойтись, но, во-первых, это показатель нашего отношения к предмету, а во-вторых, даже пособник Сталина Берия говорил, что без истории нет прогресса. Да к тому же история повторяется — это известно давно.

Эту повторяемость можем проследить и мы.

Итак, альпинизм родился. Вначале это было занятие аристократов, которые либо сами восходили на горы, либо организовывали восхождения (врач Бальма и горец Паккар совершили восхождение с помощью де Соссюра, который в следующем, 1787 году повторил это восхождение с девятнадцатью товарищами). Это и понятно—попробуй без денег попасть к тем же альпийским вершинам, когда в Альпах еще нет ни дорог, ни отелей, ни электричества, ни фуникулеров или подъемников. Все это пришло потом, гораздо позже!

Затем стремление подниматься на вершины начинает проникать и в более широкие слои общества. В XIX столетии с организацией различных альпинистских союзов начинается период массового альпинизма, период покорения большинства альпийских вершин. Считается, что он закончился в 1865 году покорением одной из красивейших вершин Альп — Маттерхорна. Это восхождение стало известным как значительное событие в альпинизме и как трагедия, отображенная на гравюре Густава Доре: в группе англичанина Уимпера из семи человек в живых осталось трое (срыв, камнепад, обрыв веревки).

Но жизнь продолжалась. Наряду с восхождениями на оставшиеся непокоренными вершины начинается покорение уже пройденных, но по новым, более сложным маршрутам. Этот период характерен также выходом европейского альпинизма за пределы Альп. В 1874 году австрийцы Грове, Моор, Валькер, Гардинер, Кнубель попадают на Эльбрус (который, правда, еще в 1826 г. был покорен горцем Киларом Хашировым). 1895 год—англичанин Маммери, пытаясь покорить восьмитысячник Нанга-Парбат, навсегда остается на его склонах. Затем следуют: восхождение на высшую точку Африки Кибо в массиве Килиманджаро (1889 г.), покорение Аконкагуа—высшей точки Южной Америки (1887 г.), а в 1913 году настал черед Мак-Кинли—самой высокой горы Северной Америки (ее покоряют австрийцы Штук, Карстенс, Татун, Харпер, но оказывается, что здесь уже в 1910 году побывали местные жители).

Примерно в эти же годы (конец XIX — начало XX века) итальянцы и австрийцы совершают восхождения на Кавказе: в Безенгийском ущелье, в Баксанском районе, в Цее. В память об этих походах остаются названия: пик Селлы, пик Вуллея, Кальтберг, Ронкетти, перевал Фрешфильда. А в 1968 году харьковские альпинисты на вершине Уллу-ауз-баши в Безенгийском ущелье находят выбитую на граните надпись «Sella 1888».

Тем временем наш, русский, альпинизм проходил уже известные нам начальные стадии: образование клубов и обществ, совершение восхождений с ознакомительной целью. Эти времена не оставили нам каких-нибудь значительных альпинистских достижений в наших горах, но и восхождения на Эльбрус, Казбек, Арарат, Уилпату по тем временам были достаточно сложными. Кстати, русские альпинисты были и среди покорителей вершин Альп и Пиренеев (Н. Поггенполь, П. Чихачев).

К 30-м годам европейский альпинизм покончил с Альпами: пройдена восточная стена Флейшбанка (1912 г.), северная стена Маттерхорна (1931 г.), северная стена Гран Жораса (1935 г.), северная стена Эйгера, ребро Валькера на Монблан, северная стена Гран Жораса по самому прямому пути — диреттиссиме (1938 г.).

Конечно, говорить «покончили» можно лишь условно ибо в тех же Альпах |еще долго будут открываться и осваиваться альпинистами новые районы, новые ущелья, вершины и маршруты. Да и старые открываются все новыми и новыми гранями. Ведь для альпинистов наивысший интерес не только пройти, уже пройденным, пусть даже самым сложным, путем, но и попробовать что-то неизведанное. Вот и появляются новые пути на Эйгер с севера (сейчас на его северной стене насчитывается около десятка маршрутов), на Гран Жорас и на другие покоренные ранее стены.

Нужно сказать, именно тогда, в конце XIX — начале XX века, наметились два основных направления в альпинизме, две основные идеологии.

Представители первой — поборники так называемого чистого альпинизма Они проповедовали альпинизм без применения каких-либо технических средств лестниц, веревок, крючьев — так сказать, честное единоборство человека с горой Одним из лидеров зарождения чистого альпинизма был Маммери (1855—1895)

Второе направление развивал и защищал погибший на полях сражения первой мировой войны Ганс Дюльфер (1893—1915). Это технический альпинизм, в котором используется большой спектр специального снаряжения, облегчающего преодоление горных маршрутов, крючья, лесенки, веревки, зажимы и спусковые устройства (о них, правда, Дюльфер в те времена еще не мог догадываться).

Сейчас, в наше время, существуют оба эти направления. Технический альпинизм использовался при прохождении большинства сложнейших маршрутов не только в Альпах, но и на северных стенах Чатына, Ушбы, Аксу, при восхождении советских альпинистов на Эверест.

Чистый альпинизм в нашей стране официально не поощряется. Да это и понятно. Одной из главнейших причин является недостаточная мощность спасательных служб. Ведь практически все наши спасатели-альпинисты, хотя и во многих случаях хорошо подготовленные, являются любителями (если только можно применить это слово в данном случае), то есть привлекаются и к спасработам и к обучению лишь эпизодически, по мере надобности. При этом у нас нет современного легкого спасательного снаряжения, нет вертолетов. Поэтому любые спасательные работы, даже несложные в техническом отношении, превращаются у нас, с одной стороны, во многочасовое или даже многодневное мучение пострадавшего и в такой же длительный трудовой, а иногда и не только трудовой, подвиг спасателей — с другой. (Есть медаль «За спасение утопающих», медаль «За спасение на пожаре», а за спасение в горах?) Так что, истории о том, что где-то там за полтора-два часа снимают пострадавшего практически с любой стены и доставляют в больницу, мы воспринимаем как нечто фантастическое. До чистого ли альпинизма тут?

Однако благодаря телевидению, и «Клубу путешественников» в частности, в последнее время у нас были прекрасные возможности понаблюдать за уникальными способностями человека, покоряющего сложнейшие стены без применения веревок, крючьев, карабинов, лесенок.

В этом месте автор сидел и размышлял над собственным отношением к чистому и одиночному альпинизму (альпинизму соло, как его называют). С одной стороны, будучи инструктором альпинизма и спасателем, он всецело поддерживает официальную точку зрения — ну, не готовы мы еще обеспечить чутким спасательским вниманием, пусть даже и оплачиваемым, как на Западе, всех неформалов в горах.

А с другой стороны (был грех!), так хорошо ходить в одиночку на горы, не выходящие за пределы твоих возможностей! Но каждый ли способен трезво себя оценить? Где эти пределы, не только физические, но и психологические? У автора они на уровне 2—3 к.с., у всесоюзно известного альпиниста-одиночки Фантика —5—б-й. Будь осторожен, читатель!

Но вернемся к истории.

В 1923 году (вторая дата, которую назовет вам каждый разрядник) с восхождением тбилисских студентов под руководством профессора Николадзе на Казбек родился советский альпинизм.

В своем развитии он начал повторять, с некоторыми, правда, особенностями, путь альпинизма мирового. Это все та же цепочка: восхождения на непройденные вершины по простейшим маршрутам, затем поиск более сложных путей на уже покоренные вершины, освоение совершенно новых районов (Памир, Тянь-Шань, Алтай), дальнейшее усложнение задач (зимние восхождения, траверсы).

Особенности же его во многом определялись социально-политическими условиями нашего общества. Первой такой особенностью являлось то, что альпинизм сразу же «был поставлен на службу народу». Вначале это была помощь географам и топографам, затем альпинисты подключались к геологам, метеорологам, гляциологам. Нужно сказать, что настоящий бум с приложением альпинизма в народном хозяйстве возник в последние годы. Сейчас практически каждая альпинистская секция имеет при себе группу промышленного альпинизма, выполняющую различные верхолазные работы с применением альпинистской техники передвижения и страховки. А некоторые из таких работ вообще никто, кроме альпинистов, и не в состоянии выполнить. Второй особенностью являлся массовый характер альпинизма. Мы обязаны были стать «впереди планеты всей». Это можно было сделать двумя путями. Во-первых, запустить соревнующихся по разным стадионам и говорить, что наш стадион — лучший в мире. Это было сделать просто, так как совпадало с политикой государства, Уже к концу 20-х годов иностранцев у нас в горах практически не было. Да и мы в Альпах и других горах не появлялись. А во-вторых, обеспечить массовость, что у нас было нетрудно: где-то она была обусловлена пропагандой, а где-то, вероятно, и приказом («Кто там шагает правой?»).

Интересно с позиций нынешнего времени читать старые книжки.

Из выступления Молотова в 1936 году: «В нашей стране растет число героев воздуха, героев-подводников, героев борьбы с природой (сейчас-то мы знаем, что не бороться с ней, бедной, надо, а помогать, получать радость от общения с ней. — А. М.)... Оказывается, за один 1935 год на Эльбрус было 2016 восхождений советских людей».

2016 человек... Это много. Это здорово. И хорошо, если все они совершили это достижение с радостью, с удовольствием, с разумным преодолением себя. Но в этом, к сожалению, есть некоторое сомнение. Ведь многие из нас являлись свидетелями современных юбилейных альпиниад на Эльбрусе и Казбеке, когда сотни и тысячи человек по разнарядкам местных руководителей поднимались на вершины, к которым были пробиты целые дороги, а то и траншеи со следами болезненных реакций организма людей, помещенных без достаточной подготовки и чисто физиологической адаптации на большие высоты...

Д. М. Затуловский («Советский альпинизм», М., Воениздат, 1951) писал: «Уже в 1937 году альпинисты СССР вышли на первое место в мире по числу людей, совершивших восхождения на вершины высотой 7000 метров и выше».

Ну вот, наконец-то мы впереди. Правда, любому школьнику известно, что в Европе, прародительнице и законодательнице альпинизма, семитысячников попросту нет, а в других регионах земного шара, где они есть, нет еще альпинизма.

Безусловно, покорение семитысячников в 30-е годы вполне можно приравнять к спортивному, да и не только к спортивному, подвигу. А вот приходить к мысли, что и за рубежом не только могут быть, но и есть великие альпинисты, мы стали не очень давно. Может быть, потому, что забываем иногда: альпинизм все-таки не соревнование человека с человеком, а соревнование, и причем не антагонистическое, человека с природой.

Кстати, о соревнованиях. «Подводя итоги за 25 лет, президиум Всесоюзной секции принял решение о ежегодном проведении первенства страны по альпинизму с 1949 г.» («Спутник альпиниста», М., ФиС, 1970).

И закрутилось колесо совершенно непонятных для всего мира соревнований — соревнований на бумаге.

Конечно, в их рамках было пройдено множество сложнейших маршрутов: траверс Коштантау — Дыхтау, северные стены Шхельды, Чатына, Ушбы, Домбай-Ульгена, Далара, воистину золотые пути на пик Коммунизма, пик Победы, Хан-Тенгри — все и не перечислить. Эти маршруты вполне могли бы быть записаны в книгу мировых достижений альпинизма, если бы такая существовала.

Но вот присуждение мест командам в этих соревнованиях производится на основании письменного отчета о восхождении. А разве можно сравнить между собой работу двух команд, даже если они прошли по одному и тому же маршруту, не говоря уже о том, что маршруты эти могут быть вообще расположены в разных горных районах?

Потому ни для кого не секрет, что большую роль в этих соревнованиях играет качество отчетов (как в литературной, так и в изобразительной части: команда, впервые применившая в соревнованиях цветную фотографию, существенно улучшила свое турнирное положение. А другая команда, прошедшая в других соревнованиях сложнейший маршрут на пик Победы, получила всего лишь «бронзу», так как был плохо сделан отчет), географическая принадлежность команды и ряд других объективных факторов.

Правда, в последние несколько лет объективность судейских оценок повысилась За счет совершенствования самих методов судейства и за счет введения очных форм соревнований, когда за их ходом могут следить не только судьи, но и соперники, и зрители.

Но и очные классы соревнований оценки восхождения. Потому что и тут судьи находятся не рядом с командой идущей по маршруту, а где-то, в лучшем случае, под стеной, то есть на удалении не менее километра. А во-вторых (это главное), не существует объективных критериев оценок. Так, одним из критериев при оценке действий команды на восхождении является «соблюдение тактического плана». Известна история, когда команда во время восхождения на чемпионате Союза во имя этого «соблюдения» была вынуждена стать в 10 часов утра на запланированную ночевку в бергшрунде под длинным снежно-ледовым склоном: время прохождения планировалось по графику предыдущей команды, прошедшей этот же маршрут, но оказалось, что их собственная скорость гораздо выше, чем ожидалось. Все закончилось благополучно—ни лавин, ни прочих неприятностей не было, команда завоевала заслуженное «серебро», но выглядела такая тактика по меньшей мере странно, если не опасно.

«Чемпионат... на первых порах встретил немало недоброжелателей даже среди альпинистов, опасавшихся, что дух соревнований приведет к снижению безопасности. Время показало, что чемпионат привел не к ослаблению, а к усилению безопасности восхождений» («Спутник альпиниста»).

Оставим это утверждение на совести авторов «Спутника» и не будем приводить статистику несчастных случаев, происшедших во время соревнований, хотя все мы не забудем гибели и целых групп, и отдельных связок, и отдельных наших друзей и товарищей (пик Победы, пик Революции, пик Москва, Ушба, Чатын...). Дело в том, что стремление к выигрышу в чемпионате Союза зачастую приводит к выбору командами объективно опасных маршрутов. Особенно это касается снежно-ледового класса, участвуя в котором команды стали проходить маршруты по висячим ледникам или под ними, по лавиноопасным склонам и ледовым сбросам. В других случаях это стремление выражается в том, что спортсмены работают нз маршрутах на пределе своих физических возможностей, а то и за этими пределами. И гибнут.

В последние годы соревнования по альпинизму часто проводят в два этапа. Один этап — это восхождение или восхождения на вершины. Второй этап — так называемая школа — это маленькая модель восхождения на относительно небольшом участке рельефа. Восхождение в «школе» альпинисты совершают на время. Судейская коллегия отсекает время и оценивает технические ошибки команд. К сожалению, критерий времени вынуждает команды экономить его, в том числе и на страховке. И если в ледовой «школе» это не так уж страшно (ледовый крюк, где бы он ни был завинчен, свои 800—900 килограммов выдерживает), то в скальном классе скальные крючья или закладки иногда можно вынуть просто пальцами. Вот уж действительно «конь и трепетная лань» в одной упряжке! С одной стороны, требуется надежность лазанья и страховки (ведь срывы не только наказываются штрафными баллами, но и попросту опасны для жизни!), а с другой — критерий времени не позволяет тратить на такие «глупости», как страховка, драгоценные секунды. Впереди медали!

Поэтому практически каждый год в «школе» случались срывы с полным спектром исходов, от благополучных (полеты по 10—20 метров с зависанием на веревке) до плохих, со сложнейшими травмами. Поэтому приходилось видеть, как ребята из соперничающих команд прощались перед выходом на восхождение: «До встречи, если вернемся».

Но мы опять ушли от истории.

Итак, год 1937. Время не только славных достижений в альпинизме, но и ужасных событий в нашей стране. Репрессии, аресты, подозрения. Не обошли они и альпинистов, прямо или косвенно были затронуты и их ряды. Л. Бархаш, Ф. Зацберер, П. Заричняк, многие другие, нам, нынешним, неизвестные. Кто вернет их имена в историю альпинизма?

«В 1942 г. по инициативе Л. П. Берия была собрана и направлена на Кавказ большая группа альпинистов» (Д. М. Затуловский, Советский альпинизм). Да нет уж, инициатива была не его. Альпинисты сами досаждали рапортами о переводе на Кавказ, туда, где они могли бы принести максимальную пользу. Но высшее начальство, в том числе и Берия, очевидно, рассуждало иначе. Потому мы сейчас вряд ли назовем 20—30 имен альпинистов, воевавших на Кавказе. Альпинисты сражались и гибли на равнине, а в горах сотнями гибли не обученные таким действиям солдаты (Марухский, Санчарскяй перевалы), против которых воевали специально подготовленные немецкие егеря,

Ox, как надо знать историю! Да, война в Афганистане была неправой, но сколько же ребят пострадало попусту, не владея элементарной альпинистской техникой...

После войны по стандартному историческому пути продолжил свое развитие альпинизм высоких достижении. В 50—60-е годы заканчивается основное решение кавказских проблем у нас: покорены отвесы Чатына, Ушбы, Шхельды, Чанчахи, Домбай-Ульгена. Теперь, следуя все по тому же пути развития, на эти стены прокладываются новые, сложные маршруты. Одновременно происходит бурное освоение гор азиатского региона.

Зарубежный альпинизм тем временем вышел на гималайские высоты. И опять все тот же процесс развития: покорение вершин по простым маршрутам — поиск новых, более сложных путей — дальнейшее усложнение задач путем совершения зимних восхождений, одиночных, без кислорода и т. д. В Альпах также развивается зимний альпинизм, одиночный, лыжный. Венцом можно считать покорение Вальтером Бонатти северной стены Маттерхорна зимой в одиночку, а также головокружительные спуски на лыжах француза Содана по снежно-ледовым стенам и кулуарам, по которым и с альпинистской техникой продвигаться сложно.

А вот массовый альпинизм пошел у нас по своеобразным путям. Во многом это было обусловлено введением спортивных разрядов по альпинизму в 1949 году. С тех пор незаметно стремление к покорению вершины, к прохождению интересного маршрута у многих подменялось стремлением как можно скорее записать себе Да «Книжку альпиниста» очередную, нужную для. выполнения разряда гору.

Отсюда и возникает гипертрофия такого типа: человек, приехавший в какой-либо район впервые, уезжает по окончании сезона с «горами в книжке» — п. Николаева 1Б, п. Николаева 2А, п. Николаева ЗА. Это хорошо еще, если пик Николаева, хотя с каждым годом становится все труднее вспоминать, в чью честь названа эта красивая вершина — то ли в честь космонавта, то ли в честь начальника Управления альпинизма. А то ведь существует большое количество вершин с названиями типа САГУ, ТГУ ВИР, ВЭЙ, 5-й Спартакиады, ОГПУ, XI Съезд ВЛКСМ, XXII съезд КПСС, XIV съезд ВЛКСМ, по которым даже с приличными знаниями по истории бывает трудно сразу определить, где находится XIV, а где XI съезды — на Кавказе или в Азии.

А вот пик Визбора, например, официально утвердить не захотели, хотя альпинисты ходатайствовали о присвоении такого названия даже двум вершинам — в Азии и на Кавказе, хотя в быту миниатюрный красивый пик в Цейском ущелье Кавказа — называют только пиком Визбора, а ночевки под ним — визборовскими...

Само восхождение на вершину (с любым названием) у нас тоже сопряжено с некоторыми нюансами, обусловленными целью восхождения — записью в «Книжке альпиниста». Становится безразличным, как совершается восхождение, главное — записать его себе. Следствием этого является появление множества групп, в которых ходят первыми 1—2 альпиниста, а остальные, извлекши из рюкзаков зажимы, мужественно покоряют «четверки», «тройки» и даже «двойки» по закрепленной веревке. По мнению автора, локальные войны, объявленные зажимам в некоторых альпинистских районах, бесполезны. Во-первых, экспроприированные в Узунколе, они все равно восстанут из пепла в Цее или Баксане. А во-вторых, если человек не хочет попробовать себя в честной поединке с горой, надо ли его заставлять?

Другим нюансом является бюрократическое правило: на бумажку требуется бумажка. Чтобы сделать запись о восхождении, нужно подтвердить его документально, предъявив записки из контрольных туров, — ну кто же вам поверит, что вы прошли именно этот маршрут именно на эту вершину! Кстати, о бумажной цепочке — она продолжается и дальше: чтобы выйти на восхождение, нужны еще бумажки (наполовину бесполезные); чтобы поехать в горы — еще... Да, не забудьте, что записка, которую вы оставляете в контрольном туре, должна быть строго определенной формы (см. «Правила совершения восхождений»)!

Эта цепочка имеет продолжение и в другую сторону. Если вы совершили восхождение, это еще не значит, что вы его совершили. При неправильном поведении в горах восхождение может быть не засчитано. Сейчас, правда, это трактуется в наших правилах не так жестко, как раньше, но тем не менее.

А дальше идет оформление спортивного разряда, составление отчета. Интересно что ежегодные отчеты альпинистских баз содержат такие графы, как:

Совершенные восхождения .....чел.
Из них: рабочих ......чел.
служащих ......чел.
ИТР ......чел.
чл. КПСС ......чел.
чл. ВЛКСМ ......чел.

Очевидно, что одно и то же восхождение, по одному и тому же маршруту, но совершенное рабочим или инженером, членом КПСС или беспартийным, будет носить качественные различия.

А не привело ли у нас все, о чем говорилось выше, к тому, что в наших горах потерялся человек? У нас это «участник», «значок» или «разрядник», в крайнем случае — «инструктор». Но не просто любитель восхождений, который не должен обязательно удовлетворять каким-либо требованиям, кроме требования любви к горам. Потому и не встретишь у нас на восхождении пожилого альпиниста (кроме инструкторов, несущих бремя ответственности за вверенные им отделения или отряды) или альпинистских семей (тоже кроме инструкторских).

«Откуда мы пришли? Кто мы? Куда идем?» Хотелось бы, чтоб ответом на последний вопрос были слова В. М. Абалакова (В. М. Абалаков. Основы альпинизма. М., ФиС, 1950): «Советская страна должна иметь многотысячную армию альпинистов, знающих горы зимой и летом, умеющих ходить в любую погоду, по маршрутам любой трудности, — патриотов своей Родины, энтузиастов своего любимого спорта». Ведь «ни в одной области деятельности советских людей нет и не может быть застоя».

 

Из журнала "Ветер Странствий" № 25.

К оглавлениию >>