В глубь веков

Как бы ни был богат и увлекателен наш нынешний день, мы нередко обращаемся к своему прошлому, к истории. И это понятно: чтобы в полную меру оценить величие труда современников, надо знать, как работали, боролись и жили предшествовавшие поколения. Мы поведем речь о Луге.

Чем же примечательно прошлое города Луги и его окрестностей? Что рассказывает история об этом крае?

В глубокую старину уводят нас следы первых поселений на лужских землях. Если вы побываете в деревне Мерёво, на берегу Мерёвского озера, вам покажут места, где в 1950 году известный астроном Пулковской обсерватории Н. А. Козырев обнаружил следы стоянки первобытного человека. На песчаной отмели, под слоем песка, он нашел наконечники стрел, скребки и остатки глиняной посуды, которыми пользовались люди, жившие за много веков до нашей эры.

Километрах в пятидесяти от Луги, у деревни Малый Удрай (ныне Новгородской области), на высоком продолговатом холме находится городище. Это — остатки более позднего поселения наших предков. Они жили в эпоху бронзы и железа. Видимо, такие поселения были и на территории нынешнего Лужского района.

С незапамятных времен земли, прилегающие к рекам Луге, Шелони, Мете и озеру Ильмень, занимало славянское племя. В IX веке центром у них был Новгород. Киевский летописец пишет об этом племени просто “новгородцы” (“ноугородцы”), или “славяне” (“словене”).

В низовьях реки Луги соседями славян были финно-угорские племена: водь, ижора, чудь. Отсюда название рек, селений — Ижора, Чудово.

В районе Луги нередко встречаются круглые и продолговатые холмы — курганы и жальники. Это — языческие кладбища славян. Близ деревни Старые Крупели такой курганный могильник невелик, а около деревень Волосковичи, Малое Конезерье, Великое, Раковичи и других сохранились курганные могильники по сорока с лишним насыпей. Небольшие по размеру могильники могли быть сооружены жителями одной деревни. Курганные кладбища с десятками насыпей — место погребения, устроенное для нескольких близлежащих деревень или крупного поселения. Так, у села Наволок находится могильник из сорока пяти насыпей. Видимо, село, расположенное на важном торговом пути, было многолюдным.

Курганы, жальники, цельные городища — укрепленные поселения (остатки некоторых сохранились и до наших дней) — расположены в основном по берегам Луги, Оредежа, Череменецкого озера, у истоков реки Плюссы. Водоемы издавна не только кормили и поили местных жителей, но и служили им удобными дорогами, связывающими соседние и дальние племена. Позднее здесь пролегал один из торговых путей, соединявших через Финский залив и Балтийское море Новгород с Западом.

Небольшие, но полноводные реки служили для перехода из одной водной системы в другую. Из Луги, например, можно было попасть в реку Нарову, затем в Чудское и Псковское озера, а через реку Великую — в древний город Псков. В местах, где лодки нужно было перетаскивать по суше (волочить), возникали поселения с названиями Волок, Наволок. По этим дорогам передвигались новгородские дружины к своим западным границам для защиты русских земель от врагов.

Для ведения судоходства по рекам Луге и Оредежу новгородцы построили в среднем течении Оредежа довольно крупную по тем временам верфь. Селение назвали Тёсово. Здесь строились как торговые и военные корабли, так и суда для местного сообщения. Небольшие суда в те времена люди выдалбливали из стволов липы, дуба или осины. Более крупные, предназначенные для заморских плаваний, имели дощатый каркас с поперечными ребрами. Вмещая до пятидесяти человек с вооружением и запасом продовольствия, они были довольно быстроходны. Сами названия селений — Тёсово, Тесово-4, Тесово-Нетыльское — свидетельствуют о том, что здесь заготавливался лес.

Новгородцы имели всё необходимое для строительства флота. Паруса, канаты делались из пеньки и льна. Металлические крепления кузнечные мастера изготовляли из железа, добываемого в новгородской земле из болотной руды. Сырьем для специальной корабельной краски служила также местная болотная красящая земля. Изготовлением краски занимались жители деревни Сабо.

Тёсово было одновременно и пристанью (станом) по сплаву леса в устье реки Луги, которым торговали новгородские купцы с западными странами. Вот почему всевозможные захватнические набеги, совершаемые иноземцами на новгородские земли, в первую очередь обрушивались на Ям-Тесово, дабы лишить новгородцев важного поселения.

Согласно так называемым изгонным книгам, основные пути сообщения Новгорода с Прибалтикой проходили именно через Тесово и лужские земли. Один путь — водный — шел от Тесова по реке Оредежу, затем по Луге через станы Жальцы, Нелмовжа, город Ям и далее — в Ивангород и Финский залив. Существовала ивангородская сухопутная дорога. Она шла следующим образом: от Новгорода до Лусского яму — 25 верст, от Лусского яму до Тесова — 25 верст, далее до Чащинского яму — 35 верст, от Чащинского до Грозненского — 30 верст, от Грезненского до Врутского — 30 верст, от Врутского до Ямы-города — 30 и далее до Ивангорода — 20 верст.

Новгородские владения на западе еще в древние времена часто подвергались опустошительным набегам. Но не только с мечом приходили на наши земли северные и западные соседи. В грунтовых ямах курганных захоронений ученые находили среди предметов быта монеты, украшения англосаксонского происхождения. В свою очередь в Эстонии, на острове Эзель, найден серебреник Ярослава Мудрого, киевского князя, которому подчинялись новгородские славяне. Эти находки свидетельствуют о том, что между славянами и их прибалтийскими и северными соседями шла оживленная торговля.

Во времена древнерусского государства и в период феодальной раздробленности земли Лужского района находились под владычеством Новгородского княжества. Владения Новгорода простирались тогда на севере до Онежского и Ладожского озер, на западе — до берегов Финского залива, на востоке — до Уральских гор. По словам Карла Маркса, новгородская земля в то время являлась главной русской республикой, властвовавшей в северной России.

Лужские погосты, как и все новгородские поселения, были данниками киевских князей. О том, что княгиня Ольга ходила со своей дружиной на Мету и Лугу за данью, поведал нам летописец. В Киевской летописи под 947 годом читаем: “Иде Вольга Новгороду и устави по Мсте погосты и дани и по Лузе оброки и дани...” (“Пошла Ольга в Новгород и установила по Мете погосты и дань и по Луге оброк и дань”). Кстати, это первое упоминание о реке Луге в древних русских летописях.

Земли, расположенные вдоль реки Луги, вместе с водскими и ижорскими являлись западной окраиной новгородских владений, да и всей Руси. Поэтому не только в древности, но и в более поздние времена, вплоть до начала XVIII века, эти земли были ареной многочисленных сражений, военных походов. История Лужского района — героическая страница мужественной борьбы русского народа за свою национальную независимость и свободу. Немало ярких свидетельств этой трудной и славной борьбы наших предков сохранило нам время и память людская.

Когда немецкие крестоносцы в XII—XIII веках покорили прибалтийские племена, их владения стали межеваться с новгородскими. Восстания эстов, латышей против рыцарей-захватчиков, борьба этих народов за свое освобождение вызывали симпатии славян. Не раз новгородцы помогали соседям в битвах или укрывали остатки разбитых повстанческих отрядов на своей земле.

Воспользовавшись тяжелым положением Руси после нашествия Батыя, немецкие рыцари решили продолжить свои завоевания за счет новгородских и псковских земель. В 1240 году они договорились со шведами о совместном походе на Русь. Шведы выступили на Неву и Ладогу, немцы — на Изборск и Псков.

Быстро собрав дружину, новгородский молодой князь Александр неожиданно появился на Неве, у стоянки шведских кораблей, и наголову разбил врага. (За эту блестящую победу народ назвал Александра Невским.)

Но немецкие рыцари захватили Изборск и Псков и двинули вскоре свои отряды в глубь новгородской земли. Пало Копорье: водь и ижора стали данниками немцев. Настали черные дни и для лужских деревень, погостов, сел. Враги прошли всё течение Луги вплоть до Сабельского погоста. Они захватили Тесово, крупнейшее селение на реке Оредеже (ныне Ям-Тесово), и их отряды появились в тридцати верстах от Новгорода. Они жестоко расправлялись с непокорными, грабили крестьян.

“А на волость Новгородьскую нападоша Литва, Немци и Чюдь, — рассказывал впоследствии летописец, — и поимаша по Луге вси кони и скот, и нельзе бяше орати по селом и нечим...” (“А на волость Новгородскую напали литва, немцы и чудь и взяли по Луге всех коней и скот, и нельзя было пахать по селам и нечем”.)

Александр Невский, соединившись с новгородским боярством, встал во главе ополчения, чтобы спасти русскую землю от разорения и опустошения. Ополчение собиралось со всех новгородских погостов. Пробирались тайными тропами в Новгород к князю Александру и ратники с захваченных немцами земель, с Луги.

Первые схватки с врагом произошли на лужских землях, так как Александр двигался на Водскую землю (в нижнем течении Луги) и Копорье. Освободив эти окраины, князь снова вернулся в южные районы и выгнал немцев из Пскова. А 5 апреля 1242 года произошла решающая битва на льду Чудского озера, оставившая на века память о мужестве и героизме русского народа.

Рыцарское наступление на восток было приостановлено. Кичливые завоеватели пришли к новгородцам просить мира, невыгодного и позорного. “Того же лета, — писал летописец, — Немци прислаша с поклоном: без князя что есмы зашли Водь, Лугу, Пльсков, Лотыголу мечем, того ся всего отступаем; а что есмы изъимали мужии ваших, а теми ся розменим: мы ваши пустим, а вы наши пустите”. (“В тот же год немцы прислали с поклоном: что мы завоевали без князя Водь, Лугу, Псков, Летьголу, от того от всего отказываемся, а что мы забрали ваших воинов, а теми разменимся: мы ваших пустим, а вы наших пустите”.)

Эта победа имела выдающееся историческое значение. Александр Невский дал на берегах Чудского озера столь решительный урок рыцарям-захватчикам, что, по словам Маркса, “прохвосты были окончательно отброшены от русской границы”.

Но шли годы, десятилетия, новые притязатели на новгородские земли тревожили покой мирных деревень и сел. В 1300 году приплыли из-за моря в Неву шведы, привезли с собою мастеров и построили на водской земле крепость, усилив ее метательными орудиями. Назвали ее Ландскроной — венцом земли. Новгородцы с мечом выпроводили непрошеных гостей, а крепость разрушили.

Постоянные набеги совершали и литовские князья. Их, как и многих других захватчиков, привлекал район нынешней Луги — наиболее густо заселенный и богатый. В 1346 году князь Ольгерд с войском вторгся в новгородские владения. Литовцы подошли к реке Шелони и в местечке, где в Шелонь впадает речка Мшага, стали лагерем. Ольгерд отправил своего гонца к новгородцам с уведомлением: “Хочу с вами видеться: бранил меня посадник ваш Евстафий Дворянинец, называл псом”. Не дожидаясь ответа, литовский князь Мшагою пробрался к Луге и взял “Лугу на щит”. Он разорил захваченные земли по рекам Шелони и Луге. Новгородские дружины выступили навстречу врагу. Но возмездие не свершилось: литовцы с награбленным добром бежали с новгородских владений. Вернувшись из похода, новгородцы собрали вече и убили своего посадника, крича ему: “Из-за тебя опустошили нашу волость”.

Старожилы, проживающие в верховьях Луги, у селений Малый и Большой Волочек, где прежде проходил главный волок от реки Луги к реке Мшаге, нередко называют эту местность “Ольгердово становище”.

Через погост Бельский, в двух километрах от селения Белая Горка, проходила дорога, в старину называвшаяся Литовской. Нередко на ней появлялась “литва”, совершая разбойничьи нападения на новгородские земли. “Гостями с юга” называли здесь непрошеных чужеземцев. По Литовской дороге позднее передвигались войска Петра I под город Нарву.

Есть в древнерусской литературе интересное произведение “Рукописание Магнуса, короля свейского”, создание которого связано с разгромом крестового похода на Русь шведского короля Магнуса в 1348 году. Со всех стран Европы собрали шведы войско, чтобы завоевать Русь и распространить в ней “истинное христианство”, то есть католичество. Новгородцы первыми приняли удар шведов и с честью отстояли рубежи русской земли. А неизвестный русский писатель XIV века сложил “Рукописание Магнуса, короля свейского”, чтобы рассказать в нем о непобедимости русского народа, о священной правоте его борьбы за свою независимость. Рассказ ведется от имени короля Магнуса. Перед смертью король завещал не воевать с Русью, ибо такая война обречена на провал: “Не наступити на Русь... зань же нам не пособляется... а хто наступит, на того бог и огнь и вода”. Гордость за свой народ, любовь к родине нашли отражение в этом патриотическом произведении.

Для защиты своих владений от иноземных завоевателей новгородцы в 1279 году построили крепость Копорье, а в конце XIV века — крепости Яма на Луге (Ямбург, ныне Кингисепп), Ивангород на Нарве, Порхов на Шелони. В войнах с немцами и шведами в XV веке эти крепости служили щитом для русских. Благодаря им спокойнее стало и на лужских землях. Но в ливонскую войну вновь до этих мест докатились сражения.

Память о событиях времен ливонской войны хранит Сяберское озеро. На одном из островов здесь был монастырь.

В Новгородской летописи рассказывается история его гибели: “Монастырь на озере на Сябере на острову, от Литовских людей воеван... А у войны остался в келье старец Филат, да две кельи пусты, да три места, что были кельи, сожгли Литовские люди”. В местных преданиях говорится о богатствах монастыря, утопленных в озере, о кладах, схороненных в лесу от врагов.

Та же участь постигла и монастырь в селении Городец: он был “развоеван от Литовских людей и Немецких”.

Одним из интересных памятников, связанных с ливонской войной, является Череменецкий монастырь. Он был основан в XV веке, во времена присоединения Новгорода к Московскому государству.

Как повествует старинная легенда, на острове Череменецкого озера крестьянину деревни Русыня якобы явилась икона святого апостола Иоанна Богослова. Об этом сообщили великому князю московскому Ивану III, находившемуся в это время в Новгороде. И он повелел учредить на острове монашескую обитель.

Когда-то Череменецкий монастырь находился на двух островах, но со временем здесь образовались перешейки, соединившие острова с материком.

Само название озера и монастыря, как считают некоторые лингвисты, происходит от древнерусского слова “черма”, то есть возвышенное неровное место.

Во время ливонской войны в XVI веке монастырские владения были опустошены рыцарями, а монастырь разграблен и сожжен. В новгородских летописях конца XVI века так рассказывается об этом:

“Монастырь Богословский на Череменецком озере. А в нем церковь камена Иван Богослов да церковь древена Рожество Пречистые с трапезою и с келарскою. Зжен и воеван от Литовских людей. А на пожарище остался в монастыре черной поп Закхей, да два старца, да шестнадцать мест келейных, а старцев побили и в полон поймали Литовские люди”.

В 1707 году в монастыре, на месте деревянной церкви, была построена каменная. Этот памятник русского зодчества начала XVIII века сохранился до наших дней.

Легенда о “чудесном явлении” иконы Иоанна Богослова, имя которого носила обитель, служила кормушкой “святым отцам”. Монахи носили икону по деревням и возвращались с тяжелыми от монет кружками и нагруженными возами. Ловко обманывая жителей лужских деревень, монахи собирали по дворам масло, яйца, кур, мед, хлеб, обирая и без того бедный народ.

Духовные отцы владели окрестными землями и лесами. Монастырь имел своих крепостных. Ему принадлежали деревни Госткино и Наволок. Если бы кто-нибудь из крестьян осмелился наловить рыбы в Череменецком озере, то не миновать ему штрафа: озеро считалось угодьем монастыря. Монастырские работники нередко отправлялись на рыбный промысел и на реку Нарву, — там были арендованные монастырем участки. В более позднее время большой доход приносили монастырские дома в городе Луге и часовня в Петербурге на Моховой улице.

Академик Озерецковский, посетивший Череменец в 1815 году, писал: “Череменецкий монастырь имеет собственное землепашество, скотоводство и рыбную ловлю. Разумеется, что монахи сами на земле не пашут, ни рыбы не ловят, а отдают угодья своим крестьянам, сами же живут как помещики, имея превыгодные места, на каких лежат все в Европе монастыри, которых многое множество”.

На территории монастыря находилось кладбище именитой знати, — здесь хоронили “детей боярских и дворянских”. А в темницы, в заточение отправляли неугодных церкви или властям людей, “вольнодумцев опасных или непокорных еретиков”. Позднее на покаяние и исправление в монастырь стали попадать и мелкие преступники. Одно из архивных дел рассказывает даже о том, как сюда по этапу был направлен тринадцатилетний мальчик, сын крестьянина Нижегородской губернии Григорий Васильев, за кражу у помещика курицы. Приговор о его заточении гласил:

“Поместить в Череменецкий и Иоанно-Богословский монастырь и выдержать в нем четыре месяца в качестве арестанта под строгим надзором настоятеля за его поведением и по истечении четырех месяцев отправить через полицию в департамент СПБ управления благочестия”.

Настоятель монастыря сообщал церковному начальству в Петербурге, что узники, особенно дети, привозятся сюда в зимнее время часто полураздетыми и связанными по рукам и ногам.

Череменецкий монастырь существовал до 1929 года. Потом он был закрыт, а в его зданиях разместилась сельхозартель “Красный Октябрь”. Позднее здесь открылась школа садоводства, а сейчас — туристская база.

В начале XVII века шведы, не оставившие надежды на захват русских северо-западных областей, воспользовались “смутным временем” на Руси и вторглись в бывшие новгородские земли. Это было сделано под предлогом оказания помощи царю Василию Шуйскому в его борьбе с поляками. Но вскоре “благодетели” сбросили свою маску. Новгородский край подвергся страшному опустошению.

Около десяти лет река Луга с прилегающими к ней деревнями и селами находилась в руках захватчиков. Наемные отряды шведского войска насильственно сгоняли крестьян на работы, отбирали продовольствие, скот, лошадей, обременяли постоями и поборами. Ослушавшихся постигала жестокая кара. Запылали подожженные деревни и погосты, полилась кровь русских людей, не желавших покориться врагу.

Начался массовый уход населения из-под ига иноземцев в глубь Руси. Уходили из городов, из деревень — посадские люди, крестьяне, дворяне. Даже Новгород Великий опустел и затих: кто ушел “на Москву”, кто умер от голода или от руки наемного солдата шведской армии. Пустовали починки, села. Оставшиеся крестьяне скрывались в лесах и непроходимых болотах. Земля стояла непаханой и зарастала буйной зеленью сорных трав.

Бесчинства, грабежи, жестокость врагов вызвали народное возмущение по всей земле, занятой шведами, от Корелы до Новгорода и Гдова. Разгорелась партизанская война, война справедливая и мужественная. Она охватила и территорию нынешнего Лужского района.

В октябре 1615 года из Нарвы в Новгород по этим землям проезжало голландское посольство для участия в мирных переговорах между русскими и шведами. Кроме свиты его сопровождала охрана в 120 конников и 25 солдат, — видимо, было хорошо известно об опасностях этого пути. “Конница и пехота служили для охранения нас от казаков, которые скрывались в лесах и бродили вдоль по дороге, которая весьма опасна”, — записал один из членов посольства.

В селе Тесово находился один из центров партизан. Партизанские отряды были подвижны и настигали врагов в любом погосте или деревне. Недаром фуражирские отряды шведов боялись появляться в отдаленных от больших крепостей местах. Шиши (так называли шведы партизан) не давали им покоя. Крестьяне прятали хлеб, уничтожали фураж, убивали солдат и нападали на королевских гонцов. Дороги из Новгорода (там находился предводитель шведских войск Яков Делагарди) в Швецию были под контролем партизан.

Во вражеской армии начались голод, болезни, недовольство солдат. В письме к королю из Новгорода шведский воевода Фридрих Горн жаловался на русских мужиков и говорил о бедственном положении армии: “Как только хлеб вымолочен, они сжигают солому, чтоб у нас не хватило корму лошадям. Здесь кругом не заготовлено нисколько сена. Почему я боюсь, что через два месяца немного лошадей останется в живых. Люди болеют, и очень тяжело, так как у них тоже ничего нет”.

Именно партизанская война заставила шведов начать переговоры о мире и отказаться от большей части захваченных русских земель. Русские люди еще раз показали, что они готовы на любые лишения и жертвы ради свободы и национальной независимости.

Начиная с XII века, в Новгородской летописи можно часто встретить записи об урожае хлеба, о ценах на рожь, ячмень, овес, упоминания о том, что нечем было пахать землю. И это не случайно. Летописец говорил о самом насущном, так как хлебопашество было основным занятием крестьян во всех новгородских пятинах (областях), в том числе и в Шелонской, в которую входили лужские земли.

В суровой борьбе с природой протекала жизнь лужского крестьянина. Деревянной сохой он царапал скупую песчаную или болотистую почву, мозолистыми руками выкорчевывал лес, отвоевывая у природы клочок поля. Удобрялась земля золой от сожженного леса. Старожилы деревень еще помнят о “прятании суков”, о дымных пожарищах на лесных полянах. Ведь почти до самой революции сохранился этот древний способ. Вот что рассказывал о нем в прошлом веке Озерецковский: “Когда назначат под посев такое место, на котором растет крупный лес, толще трех дюймов, то по срубке оного расстилают его на том же месте и жгут. А когда лес тоньше трех дюймов, то по вырубке сносят оный в груды грядами и по высушке сжигают. Если же не весь сгорит, то остатки снова стаскивают в груды и жгут. Сжигание сие продолжают до тех пор, пока не только лес, но и дерн в золу превратится. После чего разравнивают золу граблями и метелками”.

Кроме ржи, овса, ячменя сеяли крестьяне горох, гречиху, лен, выращивали хмель и овощи. Обработка льна, пивоварение, бортничество, а позднее пчеловодство были хорошо известны жителям этого района.

В вечном страхе перед неурожаем жил земледелец. Хлеба гибли от ранних заморозков, от засухи, а чаще от обилия влаги и летних холодов. Так, осенью 1228 года установилось такое дождливое лето, что, по словам летописца, “ни сена людям бяше лзе добыти, ни нив делати”. В таких случаях голод вступал властно в деревни и села. Неурожаи и голодовки повторялись буквально через каждые 10—15 лет, а иногда следовали и несколько лет подряд. Высоко поднимались цены на хлеб, гибли лошади, скот; люди ели мох, сосновую кору, липовый цвет, кошек, собак. В летописи сохранилось описание бедствий народа в Новгороде в 1445—1446 годах:

“А в Новегороде хлеб дорог бысть и не только сего единого году, но все десять лет... И бысть скорбь и туга християном велми, толко слышати плачь и рыданье по улицам и по торгу; и мнозе от глада падающе умираху, дети пред родители своими, отци и матери пред детьми своими; и много разидошася: инии в Литву, а инии в Латиньство...”

В малых и больших селениях края голод свирепствовал так же безжалостно.

Но и в урожайные годы “полная чаша” редко дружила с крестьянином. Ведь земля принадлежала крупным боярам, посадникам Великого Новгорода, монастырям. Круглый год крестьянин был данником своего владельца. В сенокос косил его угодья, заготовлял корм для боярской конюшни, зимой рубил дрова. На боярский двор отправлялись из деревни возы с медом, рыбой, мясом, яйцами; а когда собирали урожай, половину его, или третью часть, или “пятину” отдавали “осподарю”. Это был оброк.

Жители некоторых деревень кроме продуктов от своего хозяйства обязаны были платить оброк и железом. На заболоченных почвах, содержащих красные руды, железо добывали примитивным способом. Вынутую землю складывали на костер и жгли. Образовавшиеся выгарки железа плавили и получали железные круги — крицы — весом до 25 килограммов. Отсюда пошли названия некоторых лужских деревень, сохранившиеся и до сих пор: Железо, Крицы и т. п.

Разоряли земледельца и государственные налоги. Их было много: дань великому князю (“черный бор”), татарская дань (“число”), судебная пошлина, “погост”, поставки подвод и кормов для судей, писцов, великокняжеских послов или свиты...

Недалеко от города Луги есть село Торошковичи. Это село с окрестными деревнями, в которых числилось 23 двора, принадлежало в XV веке новгородскому посаднику Казимиру. Крестьяне Торошковичей и деревни Голенково уплачивали “половье урожая” (половину) своему владельцу. С остальных деревень он получал “без двух денег по полтора рубля”, хлеб, сыр, мясо, яйца, лен, рыбу и пр.

Особенно тяжело было крестьянам в годы распрей Новгорода с великими князьями, когда последние брали дань “по своей воле”, а их дружина безнаказанно грабила каждый двор.

В побегах, волнениях, убийствах своих господ выражали крестьяне протест против непомерных поборов, свою ненависть к рабству. И хотя новгородские законы были суровы по отношению к неимущим, волнения повторялись часто.

В писцовых книгах Шелонской пятины, составленных в 1581—1582 годах, в числе селений Дремяцкого погоста упоминается и “сельцо Лусское”, а вблизи с ним Витово, Заполье, Ретюнь, Лескове и другие, находящиеся и теперь недалеко от города Луги.

Сельцо Лусское, как предполагают, является предшественником нынешнего города Луги. И по сей день в трех километрах от города при впадении реки Врёвки в Лугу находится старинное Врёвское кладбище и разрушенное здание церкви. Эта местность представляет собою как бы утес, омываемый с двух сторон реками Лугой и Врёвкой, а с третьей стороны граничащий с естественной низменностью. Устье реки Врёвки, соединяющееся с Череменецким озером, было выходом на большую торговую дорогу по реке Луге из густонаселенных мест.

В 1777 году Екатерина II, совершая путешествие в Новороссию, проезжала через это селение на берегу Луги. Видимо, и в то время оно представляло собой небольшой новгородский посад, входивший в костромское, а затем псковское наместничество. Отсюда лучами расходились дороги на Петербург, Новгород, Смоленск, Псков, Гдов, Ямбург. Найдя место удобным для крупного поселения, императрица указом своим от 3 августа 1777 года повелела:

“На реке Луге учредить Новый город, близ урочища, где река Врёвка в Лугу впадает, наименовав его город Луга”.

Четыре года спустя после царского указа был составлен специальный план города.

Вскоре здесь были построены уездное училище, дом присутственных мест, казначейство, а в 1786 году открыта каменная соборная церковь. Все эти строения сохранились до наших дней. В городе появились также дом городничего на каменном фундаменте, соляные запасные магазины, почтовая гостиница, винная лавка, питейная контора с подвалами, караульные будки и прочие строения.

Лугу окружал земляной вал с тремя воротами: Петербургскими, Смоленскими и Псковскими. Въезд в город и выезд охранялись сторожевыми постами.

В 1781 году у города появился свой герб: двуглавый орел (символ государственной власти) и на золотом поле кадушка с опущенными в нее лососями— рыбой, “которая в реке Луге, омывающей сего города стены, изобильно ловится”.

Первым городничим Луги правительство назначило секунд-майора Геннера. 28 душ купеческого и 93 мещанского сословия составляли тогда всё городское население.

Заселение города производилось по специальному указу о переселении (“сволочении”) из других мест людей различных специальностей.

После реформы Екатерины II по административному устройству России Лужский округ вошел в состав Петербургской губернии. В феврале 1802 года Луга стала уездным городом. Лужский уезд занимал южную часть Петербургской губернии, располагаясь с севера на юг почти на 150 километров, — от деревни Сорочкино до селения Павы (Псковская область).

Первое описание Луги Оставил академик Озерецковский, посетивший город в 1815 году. “Город Луга, — читаем в его дневнике, — в котором подъезд каменный, а выезд песчаный, лежит на большой дороге по Белорусскому тракту. Главная улица — на самой дороге, мелких улиц — 13, обывательских домов — 120, число жителей не более 600 душ обоего пола. Купцы и мещане, некоторые из них гонят смолу, деготь, другие пашут землю, за недостатком пахотных земель в городских дачах, погодно нанимают у помещиков. Там сапожник, портной, кузнец, мясник, либо из купцов, либо из мещан... Есть пришельцы из других городов: находятся люди из духовного звания и расстриги, находятся крестьяне, отпущенные на волю, поселились там же чухонцы, цыгане и выходцы из-за границы. Из таких людей составился город Луга”.

Жизнь крестьян и податного люда оставалась по-прежнему тяжелой. Огромные поместья с тысячами душ крепостных принадлежали на лужских землях именитой знати: князьям Дашковым, Воронцовым, Оболенским, потомственным дворянам Назимовым, Мордвиновым, Базаниным и другим. В вечной кабале у своих господ находился бесправный крепостной. Земля обрабатывалась сохой и мотыгой, деревянными боронами. Хлеб молотили вручную цепами, веяли на ветру. Только в 90-х годах прошлого столетия некоторые крестьяне впервые стали пользоваться железным плугом. “Хлебородие весьма умеренное, наилучшая земля при хорошем удобрении редко приносит семь зерен на одно зерно, а другие земли не дают более четырех или трех зерен прибыли”, — так рассказывали современники об урожайности посевов в помещичьих хозяйствах. Нетрудно себе представить, каково было “Хлебородие” на жалком клочке земли крепостного крестьянина.

Чтобы выплатить оброк, надо было уходить на тяжелые промыслы. Основным подспорьем служил лесной промысел. В сезонное время крестьяне жгли уголь, гнали смолу и деготь, заготовляли и сплавляли лес. По рекам Луге и Оредежу в Нарву отправлялся “красный” лес (сосна, ель) в виде кругляков, брусьев и досок для продажи за границу. “Черный” лес (дуб, ясень, вяз и клен) употреблялся на столярные изделия.

Заработанные изнурительным трудом гроши несли помещику. Некоторые крепостные, пытаясь избавиться от кабалы, бежали в леса, в труднопроходимые болота, селились подальше от людских глаз и жили в вечном страхе быть пойманными.

Дела Лужского уездного суда того времени на 90 процентов заполненызаявлениями помещиков о побегах крепостных крестьян, не выдерживавших барских издевательств. Особенно свирепствовали помещики Назимов и Путилов.

В деревне Турская Горка было имение помещика Путилова, стояли церковь и двухэтажный барский дом. Перед открытым балконом этого дома рос вековой дуб, а под ним была скамейка, на которой пороли крепостных. Помещик наблюдал с балкона, хорошо ли выполняют его приказание. Доведенные до отчаяния, путиловские крепостные отомстили своему палачу: пустили “красного петуха”. В отместку Путилов до смерти засек арапником двух дворовых девушек. Впоследствии он подарил имение своему зятю Ермолову. Новый помещик выстроил большой кирпичный дом, разбил парк. Но, построив дом, он тотчас же приказал перенести старый дуб под его балкон. Крестьяне с трудом выкопали дерево, на своих плечах перенесли его и посадили возле нового дома. Оказалось, это нужно было помещику для того, чтобы, как прежде, под дубом пороли крестьян, а барин и его управляющий могли бы наблюдать за этим с балкона.

Названия лужских деревень того времени — Дущилово, Неплюево, Неелово, Сукино — говорят о голоде, унижениях, барской жестокости, царивших в лужских поместьях, как и по всей России.

В 20-х годах XIX века появились первые промышленные заведения. Так, на реке Наплотинке (близ Дуги) некий предприимчивый иностранец построил фаянсовую фабрику, приобретенную впоследствии петербургскими купцами Рябовым и Гусевым. Глину брали тут же, на берегах Наплотинки. Фабрика выпускала чайную, столовую посуду, вазы и прочие изделия из фаянса. Продукцию отправляли в Петербург, Ригу и другие города.

Но все-таки Луга оставалась типичным уездным городом. В 1817 году, проезжая через Лугу в село Михайловское Псковской губернии, великий русский поэт А. С. Пушкин вынужден был здесь остановиться в ожидании смены лошадей. Неприглядный вид захудалого городишка с его питейными заведениями, серыми домами, убожеством почтовой гостиницы наводил тоску. И невольно сложились в голове поэта стихи:

Есть в России город Луга
Петербургского округа:
Хуже б не было сего
Городишки на примете,
Если б не было на свете
Новоржева моего...

Такова была Луга в то время.

В 1837 году через Лугу везли тело убитого Пушкина. В воспоминаниях о поэте его друг Александр Иванович Тургенев писал: “З февраля в полночь отправились из Конюшенной церкви с телом Пушкина в путь. Я с почтальоном в кибитке позади тела, жандармский капитан впереди оного. Дядька стоял на дрогах, кои везли ящик с телом.

Ночью проехали Софию, Гатчину, к утру 4-го февраля были уже в Луге, а к 9 часам вечера в Пскове...”

В 1839 году через Лугу по большой столбовой дороге Петербург — Варшава протянулась самая длинная в мире, 1200-километровая, линия оптического телеграфа. На предельной видимости друг от друга стояли семафорные башни высотой около пятнадцати метров. От Петербурга до Варшавы их насчитывалось 149. Световыми сигналами, по секретному коду, любая депеша передавалась довольно быстро. Правда, скорость передач во многом зависела от погоды. За сигналами на башнях следили с помощью подзорной трубы.

Талантливый русский изобретатель И. П. Кулибин создал оптический телеграф еще в конце XVIII века, но из-за косности самодержавия ценнейшее научное открытие многие годы не находило практического применения. И только военно-политическая обстановка понудила царское правительство приступить наконец к строительству оптического телеграфа. В 1824 году была установлена связь Петербурга с Шлиссельбургом, в 1834 году — с Кронштадтом, в 1835 году — с Гатчиной и Царским Селом, а затем и с Варшавой.

В начале второй половины XIX века Лужский уезд стал одним из крупнейших в Петербургской губернии. К этому времени в уезде проживало около восьмидесяти тысяч человек — более пятнадцати процентов всего населения губернии. Выросли большие села с несколькими сотнями жителей, такие, как Заполье, Торошковичи, Русыня, Долговка, Смерди и другие. Однако на всю территорию уезда было лишь три сельские школы: в деревнях Павы, Долговка и Городец. Людей, знавших грамоту, насчитывалось буквально несколько десятков, зато церквей и часовен было в изобилии — 38 крупных церквей и 130 часовен.

Не было недостатка и в питейных заведениях. В Луге, например, бойко торговали 40 кабаков. Не случайно в те времена город прозвали “пьяная Луга”. По дороге в Петербург кабаки и харчевни располагались через каждые 5—6 километров. Большая выручка текла в казну царя, так как кабаки были “царевым заведением”.

Малоплодородная лужская земля давала помещикам незначительный доход. Поэтому с начала XIX века они всё чаще стали заменять натуральный оброк с крепостных денежным. В своих имениях предприимчивые хозяева строили небольшие маслобойни, винокуренные заводики, мастерские по выделке кож и очистке воска. Крепостные становились “работными людьми” и бесплатно трудились здесь с утра до ночи. Товар поступал на лужский базар. Иногда господский приказчик отправлялся торговать в столицу или же приезжали в усадьбы купцы из соседних уездов и самого Петербурга.

Крупнейшие землевладельцы уезда, такие, как граф Татищев, князь Оболенский, Дашковы, были в своих имениях редкими гостями. Они жили в столице и пользовались лишь доходами со своих владений, а делами непосредственно занимались управляющие или приказчики.

Богатейшим лужским помещиком был Половцев, член совета министерства государственных имуществ. Обкрадывая и нещадно эксплуатируя крепостных, он нажил громадное состояние и на берегу Череменецкого озера построил роскошный особняк в стиле Версальского дворца, отделанный мрамором и малахитом.

По материалам “ревизских сказок” за 1859 год, у него в услужении находилось 300 дворовых мужчин и женщин. Его имение “Рапти” занимало 1859 десятин земли. На 50, десятинах раскинулся плодовый сад. Большая пасека, заводская конюшня, скотоводческая и птицеводческая фермы ежегодно приносили своему владельцу круглый капитал. Богатый помещик часто устраивал в имении балы в честь приезда особо важных лиц из петербургской знати.

Для охотничьей забавы была сооружена специальная фазанья ферма. Часть выращиваемых цыплят каждую весну выпускали в лес, а осенью на фазанов устраивалась охота. Предприимчивый помещик использовал малейшую возможность для наживы. На трех десятинах он завел плантацию ландышей. Ранней весной Половцев отправлял цветы в Петербург на рынок.

Почти не уступали в богатстве Половцеву и промышленник Паль, владелец имения “Наволок”, помещик Нечаев (имение “Калище”), генерал Глинка-Маврин (имение “Нежговицы”).

Крестьянин-бедняк, обремененный семьей, для того, чтобы кое-как прокормить домочадцев и рассчитаться с налогами и долгами, вынужден был в зимнее время уходить на заработки в Петербург.

Отмена крепостного права в 1861 году не облегчила жизнь крестьян. В. И. Ленин отмечал, что “помещики не только награбили себе крестьянской земли, не только отвели крестьянам худшую, иногда совсем негодную землю, но сплошь да рядом понаделали ловушек, то есть так размежевали землю, что у крестьян не осталось то выпасов, то лугов, то леса, то водопоя”.

Махинации и произвол помещиков поддерживали ц покрывали власти. Например, при наделе землей крестьяне деревни Островно получили вместо 5,5 десятины на человека только 4,1 десятины. Когда же они написали челобитную царю на несправедливость помещика Пантелеева, то вскоре испытали царскую “милость”: студента Кузьмина, писавшего письмо, арестовали, а крестьян за поданную жалобу подвергли телесному наказанию.

После реформы в лужской деревне, как и по всей России, шло быстрое разорение и обнищание крестьянства. Безлошадные и однолошадные хозяйства не могли соперничать с помещичьими и кулацкими экономиями. По данным земской статистики, в Лужском уезде почти три четверти крестьянских дворов были безлошадными и однолошадными. Росли ряды батраков, сезонных рабочих, ремесленников. Более тысячи человек плотничало на стороне, около трехсот крестьян занималось кузнечно-слесарным делом, многие перешли к кустарному промыслу: делали экипажи, корзины, гармони, шили одежду, обувь, обслуживали многочисленных дачников. Многие уходили на заработки в столицу.

Разорение крестьян в свою очередь способствовало росту и укреплению кулацких и помещичьих хозяйств. Дешевая рабочая сила, неограниченный кредит в поземельных банках, использование специалистов и техники — всё это вело к превращению помещичьих имений в хозяйства капиталистического типа. Таким было имение “Заполье” (ныне совхоз имени Володарского), ранее принадлежавшее генералу Мировичу, а затем барону Бильдерлингу. В конце XIX века министерство земледелия и государственных имуществ организовало здесь Запольскую опытную сельскохозяйственную станцию.

Власть помещика по-прежнему оставалась всесильной. История рассказывает нам, как “просвещенный” помещик-меценат, именитый генерал Глинка-Маврин, пользуясь темнотой и неграмотностью крестьян деревни Нежговицы, в престольный праздник споил их водкой и подсунул запродажные расписки, а затем отобрал у крестьян дома и выселил из деревни. Зачем же это понадобилось ему? Оказывается, вид бедных лачуг “портил ансамбль” его имения...

Расслоение крестьянства и рост нищеты в деревне, политическое бесправие, в котором оказались бедняки и середняки, усиливали недовольство народа. Волна революционного движения 1905 года быстро докатилась до деревень Лужского уезда. На сходках, в горячих беседах бедняки и малоимущие середняки горячо обсуждали события в Петербурге и Москве.

С революцией 1905 года связана история деревни Смерди. Крестьяне деревни в ноябре 1905 года на своей сходке приняли решение вырубить лес у помещика. Перепуганный помещик вызвал войска. Зачинщиков арестовали.

Однако волнения в узде не прекращались. Царское правительство с помощью полиции и солдат расправлялось с непокорными.

В конце XIX — начале XX века в уезде появились капиталистические промышленные предприятия. В 1853 году началось строительство железной дороги Петербург—Луга. “Чугунка” пролегла через болота, реки, леса и овраги. Она строилась вручную в продолжение почти пяти лет. На тяжелых земляных работах люди гибли сотнями, устилая новую дорогу своими костями. Впоследствии народный поэт Николай Алексеевич Некрасов с большой болью писал о трагической судьбе русских рабочих, строивших первые железные дороги в царской России.

Прямо дороженька, насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты...
А по бокам-то всё косточки русские,
— Сколько их, Ванечка, знаешь ли ты?

В 1852—1857 годах через реку Лугу у станции Преображенская (ныне Толмачево) был возведен металлический мост на каменных опорах. Это—первый русский железнодорожный мост усовершенствованной конструкции. Автор проекта — русский инженер С. В. Кербедз — смело решил замысел сооружения, оставив далеко позади достижения европейских мостостроителей середины XIX века.

С постройкой железной дороги Петербург — Луга заселение края пошло особенно быстро. По переписи, проведенной в 1897 году, в Лужском уезде проживало 135 тысяч человек. Сам город Луга в основном был заселен русскими, но здесь же осели и эстонцы, финны, поляки.

Огромные запасы кварцевых песков, местного топлива (торфа и дров), дешевая рабочая сила — всё это способствовало развитию стекольного производства. Появились частновладельческие и акционерные общества. В памятной книжке Санкт-Петербургской губернии за 1905 год упоминаются стекольный завод в селении Торковичи на реке Оредеже, принадлежавший Ликфельдскому товариществу, где работала почти тысяча человек; стекольный завод Бекмана на реке Луге (ныне стеклозавод “Плоское”), стеклозавод Зайцевский в Перечицкой волости и ряд других, более мелких. Все они выпускали главным образом бутылочное, ламповое, оконное стекло.

Труд рабочего на стекольных заводах был изнурителен и тяжел. В страшнейшей жаре, у раскаленной печи, выдували изделия из раскаленной жидкой массы. Только прибылью интересовались владельцы, не думая о здоровье и жизни рабочих. Преждевременно старились люди, заболевания легких уносили в могилу десятки мастеровых.

Лужский уезд, богатый лесами, манил к себе и лесопромышленников. В 1905 году здесь работали семь лесопилок, оснащенных паровыми двигателями. Среди них выделялся крупный лесопильный завод капиталиста Томасова.

Строились и другие предприятия. Около станции Преображенская задымил завод керамических изделий, принадлежавший акционерному обществу. В имении “Заполье” работала винокурня, в имении “Ящера” — бумагоделательная мастерская; два пивомедоваренных завода открылись в имении “Ретюнь” и в селе Плюсса.

К началу 1913 года в уезде было уже 169 промышленных предприятий, на которых работало более двух с половиной тысяч человек. Все они были плохо оборудованы, с низкой производительностью труда и держались на жестокой эксплуатации рабочих. Вот почему здесь, как и среди крестьян, с каждым годом нарастал протест против эксплуататоров.

Живописные окрестности города Луги, песчаные берега рек и озер, сосновый лес и здоровый климат издавна привлекали сюда петербургских горожан. Каждое лето тысячи дачников приезжали в этот чарующий уголок русской природы. Немало известных политических деятелей, русских ученых, деятелей искусства и литературы посещали город, жили вблизи него, восторгались красотами здешних мест, заслуженно называя их “курортной жемчужиной”.

На красивых берегах реки Сабы в мае 1852 года отдыхал несколько дней Н. А. Некрасов. Он приезжал к своему знакомому И. И. Маслову в село Осьмино, где Маслов занимал должность управляющего дворцовым имением. Страстный охотник и любитель природы, Николай Алексеевич, видимо, остался доволен своей поездкой. Он бывал здесь и впоследствии. В июле 1854 года он жил у Маслова с И. С. Тургеневым и А. В. Дружининым. Из села Осьмино они заехали в имение последнего — “Мариинское”. Об этом приезде сохранилась запись в дневнике Дружинина:

“Несколько часов тому назад я проводил от себя петербургских гостей — Тургенева и Некрасова, с которыми провел время с прошлой пятницы — сперва в Осьмино у Маслова, а потом у себя”.

Известные русские художники И. И. Шишкин, И. Н. Крамской и К. А. Савицкий провели лето 1872 года близ станции Серебрянка в усадьбе помещицы Снарской. Не расставаясь с этюдниками, художники появлялись то в окрестных рощах, то на берегах лесных озер, пополняя зарисовками с натуры свои альбомы. Здесь же, на станции Серебрянка, Крамской работал над замечательной картиной “Христос в пустыне”.

С именем И. И. Шишкина связаны и другие места близ Луги: летом 1896 и 1897 годов он жил и работал в небольшом имении “Дубки”, недалеко от станции Преображенская (ныне Толмачево). Река Луга и ее берега создавали поэтическое настроение для этюдных зарисовок. Будучи уже в преклонном возрасте, Шишкин совершал длительные прогулки пешком, верхом на лошади и на пароходе, отыскивая наиболее удачную натуру для своих будущих картин. Лужская природа покорила живописца. Он приобрел участок земли и собирался построить здесь дачу, однако преждевременная смерть помешала художнику осуществить его желание.

О пребывании на лужской земле великолепное мастера-пейзажиста напоминает написанная им в 1897 году известная картина “Мельница в лесу на станции Преображенская”. Сюжетом картины послужила мельница на небольшой речке Рыбинке. Эта местность теперь называется Тосики, а на том месте, где была мельница, некогда принадлежавшая богатею Прозорову, построен дом, в котором живут ныне рабочие. На территории имения “Дубки” расположена усадьба совхоза имени Коммунаров. Сохранились дубовый парк и красивейшая березовая аллея.

В имении “Затишье” близ станции Преображенская летом 1888 года жил писатель-сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин. Имение находилось в густом сосновом бору на правом берегу реки Луги. Михаил Евграфович в это время был тяжело болен, но, несмотря на недуг, заканчивал одно из лучших своих произведений — “Пошехонскую старину”. Вот как говорил тогда о творчестве писателя поэт А. Н. Плещеев: “Достойна большого удивления деятельность Салтыкова: человек полуразрушенный, на которого смотреть тяжело, в течение лета заготовил для “Вестника Европы” материал на шесть номеров. Так что ему остается написать на две книжки журнала, и он кончит свою „Пошехонскую старину"”.

В часы отдыха Михаил Евграфович любил бродить по окрестным живописным местам, он часто наведывался в соседнюю усадьбу “Лидино”, где и поныне сохранилась “Салтыковская аллея” и усадебный дом. Его хозяева теперь — ребята Толмачевского детского дома. Лужское лето было последним летом в жизни писателя. В апреле 1889 года М. Е. Салтыкова-Щедрина не стало.

Станция Преображенская — одно из любимых мест отдыха еще одного знаменитого человека”. В летние месяцы 1902—1904 годов здесь вместе своей семьей проживал выдающийся русский ученый, изобретатель радио, профессор Петербургского электротехнического института (ныне Ленинградский электротехнический институт) Александр Степанович Попов. Александр Степанович снимал дачу на левом берегу Луги, недалеко от железнодорожного моста, в особняке, принадлежавшем местному помещику Скобельцыну. Дом был двухэтажный, с верандами. Верх занимала семья сестры изобретателя — Анны Степановны Ижевской-Поповой.

Александр Степанович в свободное время гулял с детьми, ходил за грибами. Однако страстью Попова была рыбная ловля. Вместе с зятем, доктором медицинских наук Павлом Ивановичем Ижевским, и сыном Степаном ученый целыми днями пропадал на реке или озере. Попов увлекался и фотографией. В его личном архиве хранится много снимков окрестностей дачи и лужских берегов.

В своих воспоминаниях дочь ученого Е. А. Попова-Кьяндская, заведующая мемориальным музеем А. С. Попова при Ленинградском электротехническом институте имени В. И. Ульянова (Ленина), рассказывает: “Чудесная река, богатая рыбой, красивые берега, густые леса давали возможность хорошо отдохнуть. О пребывании на станции Преображенская Александр Степанович вспоминал всегда с большой любовью”.

До сего времени многие старожилы поселка Толмачево помнят розовую дачу под № 5, на берегу Луги, и дачу № 14, несколько подальше от реки, за большой дорогой, где жил и отдыхал А. С. Попов. Здания не сохранились. На этом месте теперь дом железнодорожников, а поблизости — братская могила героев, погибших в боях с фашистскими захватчиками.

Читателям хорошо известно имя замечательного певца русской природы М. М. Пришвина. Но не вес знают, что свою литературную деятельность писатель начал с выпуска в свет книги... “Картофель в полевой и огородной культуре”. В 1905 году Пришвин приехал в Лугу в качестве агронома опытной сельскохозяйственной станции “Заполье” (ныне совхоз имени Володарского), принадлежавшей тогда министерству земледелия и государственных имуществ. Результатом его научной и практической деятельности в сельском хозяйстве и явилась названная выше книга, вышедшая в Петербурге в 1908 году. Здесь, в Луге, Пришвин много путешествовал по окрестностям, изучал природу края, и свои наблюдения использовал затем в литературных произведениях.

В восемнадцати километрах от города Луги по направлению к Пскову, на западном берегу озера Врёво, разместилась деревня Домкино. В конце прошлого века здесь находилась усадьба ученого-астронома и крупного математика Сергея Павловича Глазенапа. Его открытия в области астрономии, в частности в изучении двойных звезд и методов определения их орбит, принесли автору мировую славу. Известные в астрономии таблицы Глазенапа служат пособием при составлении географических карт, а его таблицы логарифмов подтверждают, что он являлся одним из крупнейших математиков.

Астрономией С. П. Глазенап занимался не только в обсерватории. В деревне Домкино ученый построил специальное помещение для своих астрономических наблюдений. В усадьбу часто приезжали многие видные ученые и коллеги Глазенапа: основоположник русской климатологии А. И. Воейков, известный геодезист В. В. Витковский, физик Н. Г. Егоров, ученые-физиологи Н. Е. Введенский, Ф. В. Овсянников и другие. Глазенап слыл большим знатоком сельского хозяйства. Именно его работам по садоводству обязаны тем, что сейчас садоводство в Лужском районе является одной из важных отраслей хозяйства. В 1901 году на всемирной выставке в Париже труды С. П. Глазенапа получили всеобщее признание.

За созданные им культуры яблок и достижения в пчеловодстве Сергей Павлович был награжден золотой медалью.

Ученый до последних дней своей жизни плодотворно работал. Советское правительство присвоило С. П. Глазенапу звание заслуженного деятеля науки. Академия наук СССР избрала его своим почетным академиком. С. П. Глазенап умер в 1937 году.

До сего времени места, расположенные по берегам озера Врёво, называются “глазенаповскими”. В деревне Домкино сохранилось деревянное здание школы, построенное в начале нынешнего века на средства ученого. В двадцатую годовщину со дня смерти С. П. Глазенапа Лужский районный Совет депутатов трудящихся присвоил домкинской школе имя С. П. Глазенапа. На здании установлена мемориальная доска.

С историей края связаны биографии двух русских композиторов-классиков. В 1865 и 1867 годах у своего брата в имении “Минкино” гостил М. П. Мусоргский. Здесь композитор написал известные романсы: “Стрекотунья-белобока”, “Классик”, “Петрушка” и “Светик Саввишна”. В бывшем имении “Минкино” в поселке Каменка в настоящее время расположена центральная усадьба совхоза “Мичуринский”. От усадьбы Мусоргского сохранилось лишь несколько хозяйственных построек.

Не одно лето провел в Лужском уезде замечательный русский композитор Н. А. Римский-Корсаков. В 1880 году Николай Андреевич жил неподалеку от озера Врево, в бывшем имении “Стелево”, принадлежавшем помещику Марианову. В “Стелеве” создавалось одно из любимых произведений композитора — опера “Снегурочка”. Новизна деревенских впечатлений и разнообразие окружающей природы оказали огромное влияние на творческое воображение Римского-Корсакова. Об этом пишет сам композитор в автобиографической повести “Летопись моей музыкальной жизни”:

“Первый раз в жизни мне довелось провести лето в настоящей русской деревне. Здесь мне все нравилось, все восхищало. Красивое местоположение прелестных рощ “Заказница”, Подберезовская роща, огромный лес “Волчинец”, поля ржи, гречихи, овса, льна и даже пшеницы. Множество разбросанных деревень, маленькая речка, где мы купались, близость большого озера Врево; бездорожье, запустение, исконные русские названия деревень, как, например, Конезерье, Подберезье, Тетеревино, Копытец, Хвошня и т. д.

Все приводило меня в восторг: отличный сад со множеством вишневых деревьев и яблонь, смородины, земляники, клубники, крыжовника, с цветущей сиренью. Множество полевых цветов и неумолкаемое пение птиц — всё как-то гармонировало с моим тогдашним пантеистическим настроением и с влюбленностью в сюжет оперы “Снегурочка”. Какой-нибудь толстый и корявый сук или пень, поросший мхом, мне казался лешим или его жилищем. Лес “Волчинец” — заповедным лесом, голая копытецкая горка — Ярилиной горкою; тройное эхо, слышимое с нашего балкона, — как бы голосами леших или других чудовищ”.

Полный набросок оперы “Снегурочка” был окончен к 12 августа. Сам автор говорит: “Ни одно сочиние до сих пор не давалось мне с такою легкостью и скоростью, как „Снегурочка"”.

Эта опера — одно из самых значительных произведений Николая Андреевича как по художественному мастерству, так и по философскому замыслу. В “Снегурочке” с наибольшей полнотой раскрылся музыкальный и поэтический талант композитора.

Через два года Римский-Корсаков вновь возвращается в “Стелево” и работает над завершением оперы “Хованщина” Мусоргского, который не успел закончить это произведение.

В 1887 году композитор снимал дачу в имении “Никольское”, на берегу озера Нелаи. Густой парк усадьбы с березовыми аллеями, красивое озеро вдохновили композитора на создание новых произведений. Здесь он написал симфоническую сюиту “Испанское каприччио”, закончил оперу “Князь Игорь” Бородина, не завершенную композитором при жизни.

Местечко на озере Нелаи и поныне является одним из живописнейших уголков Лужского района. На месте старых разрушенных помещичьих построек возведено большое двухэтажное здание. В нем размещается дом отдыха “Луга”.

В конце 80-х — начале 90-х годов прошлого столетия Римский-Корсаков летом жил в Нежговицах (ныне санаторий “Красный вал”). На крутом берегу Череменецкого озера, в парке, пересеченном множеством аллей и дорожек, стоял великолепный дворец генерала Глинки-Маврина. Внизу, у самого берега, в большом бассейне бил фонтан, парк украшали беседки, цветники, скульптура. Главный дворец месяцами пустовал. Лишь изредка его владелец устраивал здесь пышные праздники. По соседству с дворцом стояли отдельные особняки — дачи, которые на лето сдавались внаем. В одном из них — под названием “Красная дача” — и проживал композитор.

О своем пребывании на берегу Череменецкого озера Римский-Корсаков писал: “Лето 1892 года провел со всем семейством безвыездно в Нежговицах. Из работы над “Псковитянкой” мне оставалось переделать увертюру и заключительный хор, что мною и было исполнено в течение трех или четырех недель пребывания в деревне”.

Позднее здесь же, в Нежговицах, композитор сочинил музыкальные произведения “Шехеразада”, “Светлый праздник”, мазурки, оперу-балет “Млада”, переработал оперу “Псковитянка”.

В 1894 году Н. А. Римский-Корсаков переехал в имение Огаревых “Вечаша”, близ станции Плюсса. Здесь, а также в Смычкове он жил до 1905 года, а в 1907 году приобрел небольшое поместье “Любенск”, близ “Вечаши”. Здесь им написано последнее крупное произведение — опера “Золотой петушок”.

В общей сложности Н. А. Римский-Корсаков жил в окрестностях Луги в течение шестнадцати летних периодов. Все свои величайшие произведения он создал среди природы лужского края. Лужане по праву гордятся этим и любовно охраняют те места, где творил композитор. До Великой Отечественной войны в краеведческом музее Луги хранился рояль, лично принадлежавший Н. А. Римскому-Корсакову. Гитлеровские захватчики в период оккупации разграбили имущество и культурные ценности музея, не стало и рояля замечательного русского композитора.

Среди заброшенных могил старинного кладбища у деревни Заплотье, на крутом берегу Троицкого озера, сохранился интересный памятник герою Отечественной войны 1812 года — русскому генералу Дмитрию Васильевичу Лялину. Мохом поросли слова, выбитые на гранитном пьедестале мраморного памятника. Ощупью, с большим трудом, можно прочесть надпись, сделанную на надгробье более ста лет назад. Вот что рассказывают исторические документы о биографии героя Отечественной войны 1812 года. Д. В. Лялин родился в 1772 году в селе Мерево Лужского уезда Петербургской губернии, в семье небогатого помещика, владевшего всего лишь семью крестьянскими душами. Четырнадцатилетним мальчиком его отдали на военную службу. Он был зачислен капралом морского батальона, расположенного в Кронштадте. В 1788 году шестнадцатилетний юноша, получив первый офицерский чин, участвовал в морских сражениях со шведами вначале на корабле “Изяслав” близ острова Гогланд, затем на судне “Святой Петр” в бою около острова Элланд. Замечательные способности, военный талант и храбрость Лялина быстро продвигали его по службе. 23—24 мая 1790 года молодой офицер на стопушечном корабле “12 апостолов” под начальством вице-адмирала Крузе участвовал в морском сражении. Дрался Лялин в морском бою со шведами и во время их прорыва из Выборгского залива, где неприятельский флот был заперт адмиралом Чичаговым.

Отечественная война 1812 года застала Лялина в чине генерала. Бесстрашием и мужеством отличался храбрый русский генерал. Будучи неоднократно раненным, он никогда не покидал поля боя. Особенно отличился Лялин в сражении 18 марта 1813 года при селении Роменвиль близ Парижа. Командуя Тангинским и Эстляндским полками, Дмитрий Васильевич одержал блестящую победу над французами.

После войны, в 1816 году, Лялин подал прошение об отставке и ушел с военной службы. Ему претили праздная пышность, лицемерие, интриги, процветавшие при царском дворе и в высшем свете. Материальная необеспеченность заставила Лялина продать свое поместье в Лужском уезде и переселиться в сельцо Дмитриевское Великолукского уезда. Умер Д. В. Лялин в 1847 году в Петербурге. Его портрет вывешен в Эрмитаже, в галерее Отечественной войны 1812 года.

Одна из ярких страниц истории луженого края рассказывает о пребывании здесь Надежды Константиновны Крупской.

Революционное движение конца прошлого столетия широко захватило прогрессивную молодежь царской России и особенно студенческие массы. В крупных городах и промышленных центрах создавались воскресные рабочие школы, марксистские кружки. Волна революционного движения увлекла и Надежду Константиновну Крупскую, двадцатилетнюю девушку, которая, бросив Высшие женские курсы в Петербурге, с головой окунулась в революционную борьбу и изучение марксистской теории. Весной 1890 года Надежда Константиновна вместе с матерью приехала в деревню Шалово Лужского уезда Они сняли избу у местного жителя, крестьянина Федора. Здесь Надежда Константиновна зачитывалась политической литературой, которую захватила из Петербурга, и особенно усердно изучала “Капитал” Карла Маркса. В своих воспоминаниях о днях молодости, проведенных в деревне, Крупская рассказывала:

“...Первые две главы были очень трудны, но, начиная с третьей главы, дело пошло на лад. Я точно живую воду пила. Окружающая живописная местность, тенистый сад, прилегающий к дому, располагали к отдыху, к раздумью. Начинает вечереть, сижу

книгой на ступеньках крыльца, читаю: “Бьет смертный час капитализма: экспроприаторов экспроприируют”. Сердце колотится так, что слышно. Смотрю перед собой, никак не пойму, что лопочет примостившаяся тут же на крыльце нянька-подросток с хозяйским ребенком на руках: “По-нашему щи, по-вашему — суп, по-нашему челн, по-вашему — лодка... По-нашему весло, не знаю уж, как по-вашему”, — старается она растолковать мне, не понимая моего молчания...”

Надежда Константиновна много работала по дому. Она очень любила детей, играла с ними, нянчила, мыла, трудилась на огороде. В летнюю страду, когда особенно нужны рабочие руки, Надежда Константиновна вместе с крестьянами выходила в поле: убирала сено, жала рожь. “Деревенские интересы захватили меня. Проснешься, бывало, ночью и думаешь сквозь сон: „Не ушли бы кони в овес"”, — так вспоминала она.

Замечательная природа, простота деревенской жизни, трудолюбивые, честные люди пришлись по душе Надежде Константиновне. В молодости она любила рисовать. Сохранились ее карандашные наброски, в частности, рисунок дома крестьянина Федора.

В Лужском крае бывали в летнее время и писатели А. И. Куприн, В. Я. Шишков. Летом 1904 года А. И. Куприн отдыхал в деревне Большие Изори, где написал рассказ “С улицы”.

Уже после революции, в 1920 году, в деревне Ретюнь жил В. Я. Шишков. Местная молодежь и школьники ставили его пьесу “Грамотей”. На спектакле присутствовал автор пьесы. Игра артистов была настолько хороша, что побудила писателя по этому случаю написать рассказ “Спектакль в селе Огрызове”. С тех пор Шишков стал частым гостем в Лужском уезде. “С котомкой за плечами” он разъезжал и ходил пешком по деревням, собирая материал для своих очерков, рассказов.

После победы Великого Октября живописные уголки Лужского района, ранее принадлежавшие помещикам и царским сановникам, стали массовыми здравницами трудового народа. Берега рек Луги и Оредежа, Череменецкое, Врёвское, Мерёвское и другие озера, окруженные сосновыми лесами, — излюбленные места отдыха трудящихся.

<< К содержанию  Далее >>

Вернуться: Зерцалов. Луга