ГЛАВА XIII С ОБРАТНЫМ ЗНАКОМ / часть 2

К шести вечера парни, перебежавшие нам дорогу, навесили веревки и спустились вниз. В семь утра следующего дня они опять были на стене. Копошились там до двенадцати, не прошли и веревки и снова спустились. Мы посмотрели на их изможденные лица, воспаленные глаза с багровой сеткой на белках, трясущиеся руки и поняли, что маршрут свободен.

Картина эта, к сожалению, оптимизма ребятам не прибавила. Никто, конечно, в панику не ударился, но чувствовалось, что рвение слегка поувяло.

Я понимал: обращаться с праздными вопросами к измученным, чуть живым, к тому же еще и морально задавленным людям по меньшей мере неприлично. Но в том-то и дело: вопросы только с виду казались праздными.

На тонус моих спутников больше всего повлиял тот факт, что внешне спустившиеся не выглядели новичками в альпинизме. Я смотрел на них более трезво - как ни волновался за успех группы, но выходить-то на маршрут не мне - и понял, что перед нами все-таки дилетанты.

- Это ваша первая попытка подняться на Эль-Капитан? - обратился я к одному из них.

- Да, - ответил он.

- Извините, а вы давно занимаетесь альпинизмом?

- Давно.

Я готов был откусить язык. Кажется, не туда попал. А у меня, как говорят, единственная монета. И все-таки на всякий случай спросил:

- Сколько лет?

- Три года. Что еще надо?! Оставьте меня, я не способен сейчас давать интервью!

Я с удовольствием тебя оставлю и больше не попадусь тебе на глаза, прекрасный Наивный человек! Он давно занимается, очень давно - три года!

Ребята отвернулись, чтобы по их улыбкам он не смог догадаться о своей наивности. Но главное сделано: улыбки с лиц не сходили.

В 13.00 Валентин Гракович начал движение. И сразу стало ясно, в чем альпинистская сущность Эль-Ка-питана.

Здесь нужны силы. Самые что ни на есть физические. Нужны выносливость, двужильность, распутинская живучесть. Нужна способнесть вскрывать в себе запасные резервы, переступать через второе, третье дыхание, и, видимо, просто... молодость.

Монолитная стена, местами словно облитая, искрится глянцем. Здесь бессильна и наша сверхобувь - галоши. Без скальной техники здесь не пройдешь. Об этом сказано в описании маршрута. И Валентин ие выпускает из рук молотка, обливаясь потом, сажает крючья.

И все-таки... Это большое удовольствие - наблюдать &а работой мастера. Радоваться, глядя, как постепенно начинают просматриваться контуры его изделия. Сейчас я болел за каждое движение своего друга, огорчался всякому его промаху. Время мое растягивалось переживанием этой тяжкой борьбы за каждый сантиметр высоты, Но душу теплили горячие волны удовлетворения всякий раз, когда окидывал взглядом края отработанной веревки. Она разматывалась все больше и больше, лениво - очень лениво! - распрямленной змеей ползла вверх. Где-то на двадцатом метре сделала легкий зигзаг вправо и пошла дальше. Она на глазах, как паутина от паука, отрастала от безумца, который неизвестно зачем карабкается по стене.

Сейчас он примеряется ногою к чуть заметной каменной нашлепке, выступающей не больше, чем вышивка на глади носового платка. Человек пробует перенести опору тела - нагружает понемиогу, - но галоша скользит, ибо выступа, по сути дела, нет - так, легкая заглаженная кривизна. Валентин ставит ногу по-другому. Еще попытка. На этот раз он успевает уцепиться за край маленькой щели, куда войдут разве что кончики пальцев. Но и это неплохо. Можно считать, что пройден еще один метр.

Гракович снимает перчатку, чтобы сбросить с лица пот. Я хорошо вижу, как отлетают в сторону брызги.

Он проходил эту веревку два часа. Это, пожалуй, самый тяжелый отрезок маршрута. Я бы еще добавил: бездарный. Бездарный, ибо скучный, однообразный, требует не столько ловкости, сколько огромного напряжения физических сил. Нужно монотонно повторять одни и те же приемы, каждые три-четыре метра вбивая крючья. Дальше во многих местах рельеф позволяет продвигаться свободным лазанием. И больше нигде нет подобной

необходимости в применении такой уймы искусственных точек опоры (ИТО), как здесь. Да, Эль-Капитан сразу может отбить охоту покушаться на него.

На следующем участке первым отправился Слава Онищенко. Еще час. Дальше - Сережа Бершов... В 20 часов ребята спустились метров на пятнадцать вниз и на просторной полке разбили бивак для ночевки.

Итак, три веревки за семь часов! Сто двадцать метров за неполный рабочий день. В среднем с этой скоростью наши восходители двигались до самой вершины. В дальнейшем они работали по 11-12 часов в сутки, одолевая перепады высот чуть более двухсот метров ежедневно.

Мы с Виталием Михайловичем тоже трудились - "работали" не опуская головы. С утра занимали позицию поудобней, следили за движением группы. Днем чаще всего покидали этот наблюдательный пункт, поскольку выполняли свою программу. Абалаков демонстрировал свои конструкторские достижения. У американцев в моде слово "фантастический". Этим словом местные альпинисты оценивали многие работы нашего инженера. Я вместе с калифорнийскими восходителями поднимался на небольшие, но сложные вершины.

И все-таки половину времени мы выступали в роли болельщиков. К концу дня слезились глаза, ныла шея. Но много больше нас утомляли эмоции, о которых, к сожалению, ничего положительного сказать нельзя. Радоваться было нечему. Оптика позволяла нам рассмотреть даже выражение лиц. Я уже сказал однажды, что со стороны иногда переживания ближнего видятся в более драматичном свете, чем есть на самом деле. Глаз тоже оптика. Но у-него вместо свойства увеличивать есть способность преувеличивать. Это теперь, много лет спустя, я могу судить о тех событиях спокойно, объективно. Тогда я верил своему глазу и делал выводы, не слушая второй стороны - голоса рассудка.

Виталий Михайлович определял положение более трезво, но мне тогда казалось - более черство. Он считал, что ничего страшного там не происходит, все так и должно быть, и вообще: что это за восхождение, если глаза не лезут из орбит?! Он по натуре аскет, и аскетизм, по-моему, значительно повлиял на его альпинистские взгляды. К тому же, думал я, старческое зрение не позволяет ему рассмотреть все, что там происходит. Я забыл, что к старости у людей развивается дальнозоркость, но не близорукость!

В разговорах с ним я утверждал, что это восхождение основательно припахивает авантюризмом и чем-то вроде "шапкозакидательства". Что здесь особый альпинизм, и к нему следовало специально готовиться, хорошо продумав методику и тактику, и что вообще ему, такому альпинизму, надо обучаться. И даже если б все так и было, то все равно перед выходом альпинисты должны пройти своеобразную акклиматизацию. Словом, Алан Стэк предостерегал нас не зря.

Впрочем, Виталий Михайлович со мной и не спорил. Он, по сути, был того же мнения и просто старался меня успокоить. Потом, когда я вспоминал наши беседы, осмысливал их, то каждый раз поражался выдержке и силе этого человека.

Сначала факты подтвердили мою оценку положения группы.

Перед сном я принял ванну и собирался лечь в .постель. Виталий Михайлович что-то записывал.

- У нас действительно была возможность подготовиться. Еще дома, в Союзе, - заговорил он внезапно, словно продолжал прерванный разговор. - Провести "жароустойчивую" акклиматизацию. Выехать куда-нибудь в пустыню, скажем в Каракумы, с ограниченным запасом воды и просидеть там, в песках, несколько дней. Мне кажется, об этом вообще надо подумать. Сейчас понятно: в альпинизме для нас еще масса "белых пятен". Если здесь, на 36-37-й параллели, сдыхаем, то что будет, когда нас позовут куда-нибудь в Перу или Эквадор? Предложат подняться, к примеру, на Чимбо-росо? А с этой горы, если стать на цыпочки, можно увидеть экватор. Думаешь, там восхождения невозможны? Возможны... Все возможно -если не сегодня, то завтра.

- Надо поговорить о таких тренировках. Вы правы... Я не договорил. Открылась дверь. На пороге стояли Гракович и Онищенко. Черные, обросшие лица, помутневшие, пытавшиеся улыбаться глаза. Испуганные их появлением, мы почти в один голос спросили:

- Что случилось? Где ребята?

- Все нормально, - ответил Слава. - Ребята на маршруте. Дайте сесть и принесите ведро воды.

"Ведра воды" им не дали. Заставили потерпеть несколько минут и напоили чаем.

- Так что там произошло? - спросил Абалаков.

- Ничего особенного, - заговорил Валентин. - Мы могли бы продолжать восхождение, но с водой плохо. Не рассчитали. Осталось мало, на всех не хватало. Мы поговорили и сочли, что в этом составе группа двигаться дальше не может. Вопрос о том, кому спускаться, по сути дела, и не стоял. Остаются, разумеется, Сережа Бер-шов, Майк Уорбертон и Толя Непомнящий, поскольку он еще и "средство" преодоления языкового барьера. Слава принял это решение, и мы с ним отправились вниз.

- Я уверен, - сказал Слава, - ребята теперь дойдут. Самое тяжелое позади, дальше будет легче. Не в смысле техники лазания - там еще встретятся очень сложные участки. Но это не преграда, мастерства у ребят хватит. Главное, что группа теперь уже вошла в нужный рабочий режим и, кажется, начинает втягиваться в эти чертовы термоусловия. Ну а мы...

- Мавр сделал свое дело, - перебил его Гракович, - мавр может удалиться.

Я понимал Валентина. Досада его относилась только к существующему порядку, по которому ни Онищенко, ни Гракович не могут считаться покорителями Эль-Ка-питана. Хотя Валентин с самого начала взял на себя наиболее тяжелую работу, подставил свои плечи для успешных трудов партнеров. Роль Оиищен-ко и Гракови-ча напоминает мне роль ракеты-носителя (или по меньшей мере одной его ступени), которая выводит корабль на орбиту. Что касается Онищенко, то он руководитель группы, и его тактический маневр - умное организационное решение о выделении штурмовой тройки - обеспечил успех.

Мы снова на своем "наблюдательном пункте". Теперь нас четверо. Несмотря на раннее утро, полно народу. Советским сегодня, предстоит пройти очень трудный участок - об этом знают многие, поскольку каждый рабочий день нашей группы освещается сводкой в местных . газетах. Среди наблюдателей много знакомых альпинистов. Рядом с нами Алан Стэк.

В объективе трубы наша тройка. Парни возятся с веревками, готовятся к выходу. Судя по всему, первым собирается идти Бершов. Я вглядываюсь в рельеф стены и в это время слышу голос Онищенко. Он лениво, с какой-то певучей интонацией говорит:

- По-моему, господь пробовал на этом куске стены новую модель утюга. И судя по всему, остался доволен.

Алан, решив, что реплика Славы обращена к нему, выжидающе смотрит на Граковича. Валентин переводит, и, кажется, удачно. Алан смеется, кивает головой:

- Да, да! Пожалуй, новую. Все остальное выглажено не так хорошо.

В описании маршрута сказано, что этот участок проходится без применения крючьев. Но я не представляю себе, как это можно сделать. Смотрю на Валентина:

- А черт их знает! - роняет он.

- Что-то здесь не так... - произносит Виталий Михайлович.

На полке наконец приступили к работе. Сережа двинулся вверх. Идет легко, пока еще есть зацепки. Он подается вправо. Еще правее, еще... Все логично. Мелкая структура стены подсказывает именно такое движение, Но... Все. Микротравер исчерпался. Дальше нельзя и нет смысла.

Мне это напоминает некую шахматную иллюзию: в голове вдруг мелькнет красивое начало комбинации, очертя голову схватишься за нее, сделаешь два-три хода и вдруг выяснишь, что нет никакой комбинации, дальше тупик... Но это мое сравнение сильно хромает. Здесь нет и быть не может иллюзий, ибо передо мной не начинающий игрок, а гроссмейстер. Должно быть продолжение, Бершов что-то задумал.

Он останавливается и долго стоит, вглядываясь в какую-то точку. Потом, не отводя глаз, привычным слепым движением отцепляет от поясного карабина маленький металлический предмет...

Слева от меня раздается тревожный возглас и короткая английская реплика. Я понимаю ее и без перевода.

- Все! Сейчас он забьет шлямбурный крюк, и маршрут будет испорчен! - с едкой досадой произносит Алан.

"Этого не может быть! Это невозможно! - хочется мне крикнуть. - Сережа никогда не пойдет на это. У него хватит не только порядочности, но и просто ума, чтобы этого не делать. Здесь в конце концов не стоит вопрос о жизни и смерти". Но я молчу именно потому, что уверен в своей правоте и не хочу предварять события,

Теперь видно: в руках у Бершова маленькая втулка с кольцом. Сергей вкладывает ее в обнаруженную им мелкую поперечную щель и для прочности пристукивает молотком.

- Боюсь, что, вкладыш слишком легко вошел, - с хрипом выдавливаю я из себя.

Но здесь восходители. По их тревожным лицам мож-но судить, что они понимают это не хуже меня.

Человек наверху тоже об этом знает. Однако выхода нет. Ему и в голову не приходит применить шлямбурный крюк. Для него это невозможно, как невозможно, скажем, испортить чужую ценную книгу чернильными пометками. Он и в самом деле не так воспитан.

Алану неловко. Он переживает свой промах - прячет глаза и даже отходит в сторону. Он действительно не должен был так думать об АЛЬПИНИСТЕ! Альпинисты бывают всякие? Бывают. Но всякие - это не альпинисты, это просто восходители. Я часто подменяю один синоним другим только для гладкости письма. Бершов цепляет веревку и начинает подтягиваться... Мне показалось, будто раздался щелчок, хотя на таком расстоянии услышать его невозможно. Зато хорошо было видно, как из гнезда пробкой выскочила втулка. Сергей пролетел метра полтора-два и задержался. Кажется, столько же и в том же направлении пролетело мое сердце...

Еще попытка. Снова подтягивание и... снова срыв. На этот раз пострашней - Сергей падал не менее восьми метров. На страховке стоял Толя. Напружившись, сложившись пополам, упираясь ногами в камень, он принял рывок, качнулся вперед под его действием, но выдержал.

Бершов отступил - как потом он рассказывал - впервые за свою восходительскую жизнь. Его подменил Майк Уорбертон. Та же операция и тот же результат.

Еще попытка. Снова срыв - опасный, глубокий. Майк болтается на веревке и что-то кричит. Бершов и Непомнящий благополучно вытягивают его на полку.

Я отрываю от глаз трубу и смотрю на Алана. Он пожимает плечами.

- Не понимаю этих мальчишек! - говорит он. - Зачем им понадобились такие опасные эксперименты?!

- Почему эксперименты? Какие эксперименты? - спрашивает Гракович.

- Потому что нечего выдумывать, нужно проходить этот участок обычным способом.

- Ничего не понимаю, - встрепенулся Онищенко.- Валентин, ты что-нибудь слышал там, наверху, про обычный способ?

- Увы, нет. Алан, что имеется в виду под обычным. способом?

- У Майка в кармане должны быть "крабы". Он хорошо знает, что без них там пройти невозможно. Об этом сказано в инструкции... Я думал, это инициатива Бершова - сделать попытку пройти в галошах. Возможно, он хочет рекламировать их как альпинистскую суперобувь, - шутливо добавил Стэк.

А наверху в этот момент Уорбертон подтверждал правдивость своего патрона. Майк достал маленький, похожий на рыболовный, крючок и передал его Сергею. Американцы называют его "небесный крюк". Острый конец из легированной стали хорошо держит, зацепившись даже за едва уловимый глазом, миллиметровый выступ.

Сергей снова начал подъем. И теперь, дойдя до злополучного места, с артистической легкостью одолел его за несколько минут.

У меня не выходил из головы вопрос: почему Майк умолчал о "крабах"? Чем больше думал, тем больше приходил к выводу: из альпинистской дерзости, из желания опровергнуть традиционное отношение к этому участку, доказать, что невозможное возможно. Он исключительно высоко оценил альпинистский талант Сережи (потом они стали большими друзьями) и решил не упустить редкий момент совместной работы с сильнейшим восходителем. Молодой американец счел, что лучше пока скрыть существование "крабов" - пусть, мол, думает, что по-другому пройти здесь нельзя. Это повысит его упорство.

В дальнейшем на маршруте ничего особого не приключилось. На шестые сутки группа вышла на вершину и в тот же день благополучно спустилась вниз.

Шесть суток не рекордный срок для Эль-Капита-на. Находились американцы, проходившие его много быстрее. Но и по американским понятиям это хорошее время. Однако, если учесть, что ребята все же "прочли маршрут с листа", то восхождение можно считать прекрасным достижением советской альпинистской школы.

Эль-Капитаном завершилась деловая часть нашего визита в США. Должен упомянуть еще и о том, что в северных Каскадах, неподалеку от Сиэтла, в районе пика Бананза, наша четверка - Оннщенко, Гракович, Бер-шов и Непомнящий - вместе с известным американским альпинистом Алексом Бертулесом прошла новым маршрутом на пик Бананза. Этот подъем в то время явился единственным первопрохождением советских спортсменов за рубежом. Потом мы узнали, что Алекс Бертулес долго "хранил" сей путь для себя. Но теперь решил "подарить" его советским гостям. Скажу без всякой натяжки: это большая жертва!

Алекс назначил оптимистичный, по его мнению, срок: трое суток. Группа поднялась на вершину за девять часов.

В Денвере нас, хлебосольно принимал видный альпи-ннст США Боб Крег. В Сиэтле - уже знакомый читателю Питер Шонинг. Он оказался исключительно радушным хозяином и, ко всему прочему, предоставил нам возможность покататься на водных лмжах по озеру

Вашингтон. Здесь же мы побывали в гостях у родителей погибшего на Памире Гарри Улина. Они принимали нас как близких людей и бесконечно вспоминали о чуткости и заботе, которыми их окружили в Советском Союзе.

Всем им, а также Ди Моленару, или, как он называл ,.-оя, Диме Мельникову, прекрасному альпинисту, художнику, картографу, и многим другим, кого, к сожа-.к-нию, не смог здесь назвать, хочу выразить глубокую, . креннюю признательность, выполнив тем самым поручне группы.

Потом самолетом мы пересекли всю страну с запада аосток и приземлились в городе Спрингфилде. Здесь : стоялась наша третья встреча с президентом ААК г.:лстером Путнамом.

Вильям Путнам, веселый, остроумный человек, хорошо говорит по-русски. В нашу честь он устроил большой п,"яем, на котором были все члены восточного отделения ААК. Представляя некоторых из них, он в каждом случае использовал слово "великий". Заключая эту вступи-'o льную часть встречи, он сказал:

- С остальными не стану вас знакомить, чтобы вы !;-' подумали, будто я их знаю.

Затем он выступил с речью, в которой говорил о нас с теплотой и симпатией, восторженно отзывался о нашем восходительном мастерстве.

Путнам сообщил, что ААК получил очень много писем, в которых американские граждане горячо благодарили правление клуба за приглашение советских альпинистов.

Президент ААК пригласил для ответного слова руководителя группы Вячеслава Онищинко, кандидата географических наук Валентина Граковича, инженера-конструктора Виталия Абалакова и автора этих строк. Все выступавшие выражали надежду на продолжение обмена, на новые встречи.

<<Назад  Далее>>

Вернуться: В.Шатаев. Категория трудности