ЖИЗНЬ

ЖИЗНЬ

ВОЛНЫ ЛИЖУТ БОРТА В НЕСКОЛЬКИХ ДЮЙМАХ ОТ ПЛАНШИРЯ. НАДЕЮСЬ, ЭТИ ПАРНИ ЗНАЮТ. ЧТО ДЕЛАЮТ.

РЫБАКИ ПОДРУЛИВАЮТ ПРЯМО КО ВХОДУ МОЕЙ «Уточки». Перебрасываю к ним мешок со снаряжением. Надежные руки подхватывают меня, я вскарабкиваюсь на борт и усаживаюсь на дно лодки, где лежат десятки дорад и несколько барракуд. Узнаю своих собачек. Здесь находится и та дорада, которую я однажды выдернул из моря — «Ну что, глупая рыба, допрыгалась?»— просто, чтобы отпугнуть ее. Здесь и та, которая перекусила мою рыболовную лесу впереди проволочного поводка. Здесь же и милая самочка, которая, бывало, застенчиво терлась о плот, всегда чуть правее того места, куда я целил. Но изумрудных старейшин не видно нигде.

Вскарабкиваюсь на твердую деревянную банку и долго ерзаю по ней, выискиваю у себя на заду хоть какую-то мякоть для амортизации тазовой кости. Мои спасители выволакивают «Уточку» на нос своей лодки, перекладывают румпель и раскручивают мотор. От стартового толчка я едва не опрокидываюсь на спину. «Уточка» подскакивает и сползает. «Клеманс» останавливается, и я показываю рыбакам, как спустить из надувных камер воздух. Из соска нижней камеры мощной струей вытекает несколько галлонов воды, «Уточка» громадной черной амебой распластывается на носу. Она тоже заслужила отдых.

Мы снова трогаемся в островной манере, рывком дав сорокапятисильному «эвинруду» полный газ. Быстры! ход лодки производит на меня странное впечатление) Волны набегают на нас, а потом мы скатываемся по их склонам, глубоко рассекая воду, так что она двумя потоками обтекает борта. Прорезанная нами борозда тянется из Атлантического океана в Карибское море. Лодка кренится так сильно, что волны лижут борта в нескольких дюймах от планширя. Надеюсь, эти парни знают, что делают.

«Клеманс» — простецкая лодка. В качестве аварийного парусного вооружения на ней используется кусок холста, обернутый вокруг длинного ствола молодого деревца с ободранной корой. В паз между обшивкой шпангоутом засунуто стальное лезвие, обмотанное тряпицей и перехваченное липкой лентой. Под резервный бензобак приспособлен 15-галлонный пластмассовый контейнер с откидной крышкой. Когда бензин в основном баке иссякает, крышку открывают ржавой железякой, после чего капитан Жюль Паке берет в pот сифонную трубку и подсасывает топливо из запасного бака. Выдернув конец трубки изо рта, он быстро засовывает его в горловину главного бака, сплевывая за борт добрый глоток бензина. Мы снова делаем рывок вперед, но через несколько минут мотор вдруг глохнет. Капитан Жюль снимает с бедного «эвинруда» капот и копается под ним.

Рядом со мной сидит его брат Жан-Луи. У обоих братьев острые носы и веселые глаза. Они очень похожи на египтян. Жан-Луи коротко острижен а густая шевелюра Жюля окружает его голову широким нимбом. Жан-Луи широко улыбается, показывая щербину на месте недостающего переднего зуба. Я тоже безудержно улыбаюсь.

Позади сидит Паулинус Уильяме. Его могучие мускулы круглятся и блестят, как полированное железо. Кожа его так черна, что в тени невозможно разглядеть лица. Сверкая белыми зубами, он обращается ко мне по-английски, пока остальные двое креольской скороговоркой обсуждают поведение мотора. «Осталось уже недалеко,—успокаивает меня Паулинус.—Час, не больше».

«Клеманс» опять затарахтела и рванулась вперед. Спрашиваю у Паулинуса, что за гористый остров виднеется по носу, возвышаясь над близлежащим низменным островком.

— Там остров Гваделупа. А это Мари-Галант. Назван в честь корабля Колумба.

Как ловко я угадал, найдя сушу ближе Гваделупы! Меня принесло к крошечному островку, самому восточному из всей цепи. Он так мал, что вряд ли даже отмечен на моей карте. Паулинус перекрикивает грохот мотора:

— Тебе очень повезло. Обычно мы не ловим рыбу к востоку от Мари-Галант. А сегодня решили пойти в эту сторону. Мы обходим остров и видим птицы очень далеко. Они летают так далеко в море. Мы не ходим за рыбой так далеко. Но сегодня решили посмотреть. Подходим ближе и видим, что-то есть. Думаем это, может, бочка. Приходим, а это не бочка. Это ты.

Мы огибаем южную оконечность Мари-Галант. Жюль ведет лодку так близко к берегу, что она скользит прямо по прибойным волнам, разбивающимся о древние коралловые утесы и снова откатывающимся навстречу новой вспухающей громадине. Ударяясь о скалы, возникшие из миллиардов погибших крохотных коралловых организмов, волны взрываются, высоко разлетаются фонтаном брызг. В отвесных береговых обрывах зияют пробитые пещеры, в которых эхом разносится тяжелый стук старика Нептуна в дверь матери-земли. Воображение рисует мне картину, как «Уточка» вместе со мной налетает на эти скалы; я карабкаюсь, пытаюсь уцепиться за крохотный безопасный выступ, но прибой сбрасывает меня вниз и волочит прямо по острым камням.

Я запеваю свою любимую песню — колыбельную «Лето» (Из оперы Дж. Гершвина «Порги и Бесс».— Прим. пер.). Лето и как стала прекрасна жизнь! Вспоминаю своих прыгучих рыб. А урожай тростника на острове, наверное, действительно большой. Я чувствую такую свободу, что, кажется, сейчас расправлю крылья и улечу в небеса. Я пою во весь голос, но звук теряется в реве мотора и шуме рассекаемых волн. Жан-Луи улыбается и говорит, что я хорошо пою. Вряд ли это так, но никогда еще слова этой песни не были так созвучны моему настроению. О да, жизнь легка и прекрасна!

С берега повеяло ароматом цветов и травы, я впиваю этот запах. Я будто впервые вижу краски земли, слышу ее звуки, ощущаю ее запахи. Я словно заново родился на свет. Возможно, ужасные воспоминания об этом путешествии будут преследовать меня до конца дней, но их острота уже сейчас сглажена восторгом новой жизни и добротой этих людей. Семьдесят шесть дней я жил на краю гибели, боясь сорваться в бездну, боясь, что мои атомы, моя энергия, суть моего существа вырвутся из-под моей власти и, рассеявшись во Вселенной, послужат материалом для ее неведомых целей, а Стивен Каллахэн бесследно исчезнет.

Впереди показывается странное образование, похожее на амфитеатр. Хойя-Гранде. Когда-то здесь возникла большая полость, крыша ее однажды обвалилась и получилась тонкостенная коралловая башня, сверху открытая небесам, а сбоку—Атлантическому океану, волны которого вливались в нее через сводчатое отверстие.

Мы огибаем остров и продолжаем двигаться вдоль наветренного западного берега. Море здесь плоское как доска, в воздухе жарко, день весь искрится светом и яркими красками. Передо мной открывается длинный пляж. Под густыми кронами прибрежных деревьев и пальм ютятся хижины и маленькие домишки. Это деревня Сен-Луи. Под открытым со всех сторон навесом собрался народ. Скоро нас кто-то заметил. Прекращаются оживленные разговоры, торговцы откладывают в сторону свою рыбу. Что там за большая черная тряпка перекинута через нос лодки? А кто этот тощий бородатый белый человек, с кожей почти такой же темной, как у Жюля и Жана-Луи, но с выбеленными солнцем волосами и белоснежными бровями? Некоторые направляются к тому месту, где мы должны причалить, сначала медленно, а потом ускорив шаг.

В последний раз оглядываюсь на своих дорад. Двенадцать рыбин из их рода, двенадцать спинорогов, четыре летучие рыбки, три птицы, несколько унций морских рачков, крабиков и еще кое-какая разномастная мелочь сохранили мне жизнь в океане. Девять судов не заметили меня. Дюжина акул испытывала мою стойкость. Но теперь все это позади, наконец-то все кончено. В чувствах моих сейчас царит такой же сумбур, как и в ту ночь, когда я потерял своего «Соло». Мне так давно не приходилось радоваться, что сейчас я совсем растерялся и чувствую себя беспомощно. Нос лодки поворачивает в сторону берега, и вот она уже скребет днищем по песку. Тихонько шепчу рыбам: «Спасибо, друзья. Спасибо и прощайте!»

Со всех сторон к пляжу стекаются люди. Хихикая, подбегают дети и, замерев, глазеют на нас. Рыбаки кричат, чтобы я сидел спокойно, но я уже же начинаю вылезать сам и перекидываю ногу через планширь. Я делаю рывок вперед, туда, где мельче—ужасно глупо было бы свалиться с ног и утонуть в шести футах от суши,— и ступаю на то, что, несомненно, является мягким белым песком, но ощущение такое, что под ногами бетонное шоссе и оно качается, как во время сильнейшего землетрясения. Взгляд мой мечется, глаза вращаются, точно шарики в китайском биллиарде. Делаю шаг вперед и отпускаю борт «Клеманс». Голова идет кругом. Земля встает дыбом и ударяет меня по коленям. Не успел я бухнуться ничком на песок, как двое крепких парней подхватили меня под руки и поставили на ноги. Приподняв меня за локти, они на руках понесли меня в деревню, ноги мои беспомощно волочатся по земле, и я не иду, а только перебираю ими в воздухе. Минуем маленькие домики с жестяными стенами, украшенные аккуратным ярко выписанным пряничным орнаментом. Повсюду виднеются рыболовные снасти. Из-под ног с кудахтанием разбегаются цыплята. Проходим под тенистым деревом и вступаем на черную мостовую. За нами следует уже целая свита. На первом же углу стоит высокое желтое здание, украшенное флагами и эмблемами. Мы всходим на его крытое крыльцо, и островитяне усаживают меня на раскладной металлический стул. Говорят они все одновременно на какой-то смеси креольского с французским. Наконец, выяснив мое имя, они начинают куда-то звонить по телефону. На минуту меня оставляют в покое.

У крыльца толпится человек сто народу. Я смотрю на них и не верю своим глазам. Все позади. Эта новость оглушила меня, как удар дубиной. Со всех сторон на меня смотрят человеческие глаза: удивленные, встревоженные, влажные от слез... У меня тоже наворачиваются на глаза слезы, я еле удерживаюсь, чтобы не заплакать. Среди множества рук тянусь к той, которая протягивает мне банку ледяного имбирного пива. Эти люди со мной незнакомы. Мы даже говорим на разных языках. Откуда им знать, чего стоил мне каждый шаг сквозь весь этот ад? И все-таки меня захлестывает чувство нашей общности. В этот миг мы видим жизнь одинаково. В их глазах я читаю отражение своей судьбы. Различны наши жизненные пути, но суть нашей жизни одна и та же.

Я не в состоянии оглянуться назад. Там, на дне «Клеманс», остались лежать мои друзья. Я никогда не забуду, как они взлетали из моря в руки рыбаков, не забуду мощь и красоту их блистающего полета.

А где-то далеко от этого пляжа, в прозрачной голубой воде, две изумрудно-зеленые дорады ищут сейчас, наверное, новую стаю, с которой они продолжат свой путь, и поведают им легенду о том, как простые рыбы открыли человеку непростую тайну, скрытую в каждом мгновении бытия.

<< Назад  Далее >>


Вернуться: Стивен Каллахен. В дрейфе

Будь на связи

Facebook Delicious StumbleUpon Twitter LinkedIn Reddit
nomad@gmail.ru
Skype:
nomadskype

О сайте

Тексты книг о технике туризма, походах, снаряжении, маршрутах, водных путях, горах и пр. Путеводители, карты, туристические справочники и т.д. Активный отдых и туризм за городом и в горах. Cтатьи про снаряжение, путешествия, маршруты.